Пилигрим - [141]
Здесь тоже глушь. Поля до горизонта. Необъятное, как в первый день творения, небо. Деревья и лепет невидимых детей. Река, чью глубину трудно измерить..
Пилигрим оглянулся через плечо на автомобиль, который сидел в высокой траве, как пришелец с другой планеты.
«Словно в конце пути. А почему бы и нет?»
Он попытался вызвать в воображении «неведомого бога» единственного оставшегося бога, которого он не знал.
Молись!
Быть может, у него есть ответы? Быть может, он дарует мне прощение за смерть того человека, которого я убил в Шартре. Меа culpa. Меа culpa. Меа maxima culpa… (моя вина. Моя великая вина, лат.) Пилигрим легонько ударил себя в грудь и, словно собаки ему было недостаточно, окинул небеса взором в поисках еще одного знамения.
Оно было там, как всегда. Вечные орлиные крылья. Пилигрим пошел назад к машине.
Не думай ни о чем. Действуй!
Он открыл дверцу и сел за руль.
Машина так накренилась, что ему даже не надо было включать мотор. Довольно будет отпустить тормоз.
Пилигрим улыбнулся.
«Над речкой ива свесила седую листву в поток…» (В.Шекспир, «Гамлет», пер. Б.Пастернака) — вспомнилось ему. Вот она, перед ним, ива — склонилась набок, словно уступая ему дорогу, как уступала дорогу Офелии.
Пилигрим медленно протянул руку и отпустил тормоза.
«Пусть это закончится!» — прошептал он и закрыл глаза.
Вскоре во двор гостиницы «Шандорез» прибежал мальчишка, удивший на соседнем мосту вместе со своим другом.
Машина съехала в реку, сказал он, а ero друг нырнул, чтобы посмотреть, можно ли спасти водителя. «Давайте скорее!»
Все побежали.
Оставшийся спасать проезжего парень вынырнул из воды, едва дыша. Мужчины скинули одежду и сменили его.
— Я видел его! Видел! — твердил паренек. — Он был там! Я видел его! Но когда я нырнул за ним, там никого не оказалось…
В машине не было ничего, кроме багажа.
Форстер ждал на берегу. Он умолял, чтобы ему позволили присоединиться к ныряльщикам, но его не пустили. Местные знали реку, а он нет. Он понятия не имеет, какие там опасные подводные течения и водоросли. Хватит с них одного утопленника. Зачем им второй?
На речном берегу столпились полицейские, жители деревни и проезжие путешественники. Всех влекло зрелище смерти, кипевшее жизнью: обнаженные ныряльщики, женщины и дети, тепло одетые туристы, повытаскивавшие из машин корзинки с едой и велевшие своим шоферам расстелить на траве покрывала для пикника…
Поиски длились четыре часа, после чего местный префект дал отбой.
— Когда-нибудь мы найдем утопленника, только не здесь, а гораздо ниже, — сказал он. — Его явно унесло течением.
Форстер сидел у реки, пока не стемнело. Неужели мистеру Пилигриму наконец удалось покончить с собой? Или он погиб в результате аварии? Форстер так никогда этого и не узнал — но он догадывался. А на том берегу черный пес поднял голову к луне и завыл.
Через неделю, в четверг, одиннадцатого июля, Юнгу принесли в клинику письмо без обратного адреса. Судя по штемпелю, оно было послано из Дьеппа, то есть из Нормандии.
«Г. Форстер, эсквайр». Юнг невольно улыбнулся претенциозности подписи. Форстер определенно давно мечтал об этом, хотя никогда не называл себя эсквайром прежде. «Мистер Форстер стал джентльменом, — подумал Юнг. — Что ж… Браво, браво!»
Письмо отнюдь не было данью вежливости. Форстер сообщал в нем о кончине Пилигрима.
Странно, но ни Форстер в своем послании, ни Юнг в мыслях не произносили слова «смерть», словно оно было запретным, когда речь шла о Пилигриме.
Форстер не писал о том, что произошло в Лувре и Шартре, хотя и признал, что помог Пилигриму бежать. Он упомянул, что они уехали на машине, «дабы, — как он выразился, — осуществить желание мистера Пилигрима отдать последнюю дань уважения определенным шедеврам».
Откуда он знал, что эта дань была последней?
Миетер Пилигрим объясняет это в прилагаемом письме.
В послании Форстера чувствовалось редкостное уважение к личности другого человека. Там не было ни намека на снисходительность к болезни или душевному расстройству Пилигрима. Форстер принимал своего хозяина таким, какой он был, со всеми его страстями и убеждениями — уникальными и странными, трогательными и возмутительными. Что же касается его любви к искусству и природе, особенно птицам и псу Агамемнону, она всегда оставалась неизменной.
«У него был воистину оригинальный вкус, — писал Форстер, — и я всегда считал своей привилегией заботу о его гардеробе. Даже слабости мистера Пилигрима (если можно назвать их слабостями) были совершенно невинны. Категорическое неприятие каких-то блюд, требование, чтобы вода в ванной была всегда одной и той же температуры, гневные письма в «Таймс», бесконечная преданность друзьям и так далее. Мистер Пилигрим был очень дисциплинированным человеком и писал каждый день. Он мог быть на удивление груб с людьми, которые его раздражали, и в то же время предельно терпеливым и вежливым, если видел, что человек, каким бы скучным он ни казался, хочет сообщить ему нечто важное. Он никогда не требовал, чтобы я захлопнул дверь перед чьим-то носом, считая это верхом неприличия, однако порой, увидев посетителя через окно, просил меня не открывать. «Тогда вам не придется хлопать дверью», — говорил он.
Тимоти Ирвин Фредерик Финдли, известный в литературных кругах как «ТИФФ», — выдающийся канадский писатель, кавалер французских и канадских орденов, лауреат одной из самых старых и почетных литературных наград — премии Генерал-губернатора Канады. Финдли — единственный из авторов — получил высшую премию Канадской литературной ассоциации по всем номинациям: беллетристике, non-fiction и драматургии. Мировую славу ему принесли романы «Pilgrim» (1999) и «Spadework» (2001) — в русском переводе «Если копнуть поглубже» (издательство «Иностранка», 2004).Роман «Ложь» полон загадок На пляже, на глазах у всех отдыхающих умер (или убит?) старый миллионер.
Тимоти Ирвин Фредерик Финдли, известный в литературных кругах как ТИФФ (1930–2001) — один из наиболее выдающихся писателей Канады, кавалер высших орденов Канады и Франции. Его роман «Войны» (The Wars, 1977) был удостоен премии генерал-губернатора, пьеса «Мертворожденный любовник» (The Stillborn Lover, 1993) — премий Артура Эллиса и «Чэлмерс». Т. Финдли — единственный канадский автор, получивший высшую премию Канадской литературной ассоциации по всем трем номинациям: беллетристике (Not Wanted on Voyage, 1984), non-fiction (Inside Memory: Pages from a Writerʼs Workbook, 1990) и драматургам (The Stillborn Lover, 1993)
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Повесть о рыбаках и их детях из каракалпакского аула Тербенбеса. События, происходящие в повести, относятся к 1921 году, когда рыбаки Аральского моря по призыву В. И. Ленина вышли в море на лов рыбы для голодающих Поволжья, чтобы своим самоотверженным трудом и интернациональной солидарностью помочь русским рабочим и крестьянам спасти молодую Республику Советов. Автор повести Галым Сейтназаров — современный каракалпакский прозаик и поэт. Ленинская тема — одна из главных в его творчестве. Известность среди читателей получила его поэма о В.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.