Пилигрим - [130]
Когда Юнг вернулся в Кюснахт, о пропавшем по-прежнему не было ни слуху ни духу. Карл Густав сел ужинать и, нарушив неписаные домащние правила, закурил за столом сигару.
— Поешь! — сказала Эмма.
— Нет, — буркнул Юнг. И чуть погодя добавил: — Позже.
— Это же цыпленок, Карл Густав! Твое любимое блюдо. Фрау Эмменталь превзошла саму себя. Я уж и не помню, когда она так готовила!
Пахло действительно вкусно. Соус с эстрагоном и лисички со сметаной, цыпленок, фаршированный по-английски хлебом, луком, шалфеем и грецкими орехами, а в качестве гарнира — hariсоts verts (зеленые бобы, фр.) и крохотные свеколки размером с ноготь большого пальца. Однако все усилия фрау Эмменталь, пропали втуне.
— Как мы могли его упустить? — вопросил Юнг, всплеснув руками. — Как это случилось?
— Ты отвлекся, мой дорогой. Точно так же, как в случае с графиней. Ты не был достаточно внимателен. Ты сидел в своем кабинете, развлекаясь с той женщиной.
Посмотрев нa жену, Юнг понял, что она говорит сама с собой. Эмма не обращалась к нему: она отрешенно уставилась вдаль, глядя в окно на клонящееся к закату солнце. Выглядела она довольно спокойной, но сидела в такой позе, еле заметно раскачиваясь из стороны в сторону, словно читала про себю мантру:
Что-то в этом духе, подумалось Юнгу. Как ни печально, Эмму можно было понять, особенно если вспомнить, что ей довелось пережить. Погибший ребенок, распадающийся брак, смерть Блавинской, а теперь еще исчезновение Пилигрима…
И все по его вине.
Характер не позволял Юнгу признать, что это правда. Никогда! Только не при Эмме. Это дало бы ей власть, которую он не мог позволить себе потерять. Однако в глубине души Карл Густав признавал ее правоту, хотя ни словом не ответил на молчаливый Эммин речитатив.
Вслух он сказал:
— Может, он подговорил кого-нибудь убить его? Мои люди обшарили все здание и окрестности. Известно только, что в последний раз его видели во дворе. Он гулял себе, а потом как сквозь землю провалился… Кстати говоря, остальные пациенты в это время пели песню на английском. А он исчез.
— Более половины пациентов Бюргхольцли — англичане, Карл Густав. Почему они не могут петь английские песни?
— Я не говорю, что они не могут. Я просто констатировал факт.
Эмма глотнула вина из бокала, поставила его на стол и принялась за еду.
— Как он мог убить себя, если все его прежние попытки кончались провалом? — спросила она. — Нет. Он нащел какой-то способ вернуться в мир. Мы найдем его здесь, среди нас. Ты послал кого-нибудь на перевал Альбис, где погибла леди Куотермэн? Может, он отправился туда?
— Нет, мне это даже в голову не пришло.
— Не думай о побеге мистера Пилигрима как о своей потере, Карл Густав. Поставь себя на его место. Куда бы ты поехал, зная то, что знает он?
— На край света, — ответил Юнг и наконец улыбнулся.
— Я так не думаю, — возразила Эмма. — По-моему, он поехал в Париж.
— В Париж?
— Оскар Уайльд. Роден. Мона Лиза. В конце концов, Париж для мистера Пилигрима — что-то вроде духовной родины.
Утром из отеля «Бор-о-Лак» прибыл посыльный в зеленой ливрее ивручил Юнгу конверт, на котором было написано: «От Доминика Фрежюса» и адрес. Внутри оказалась прощальная записка Пилигрима, доставленная почтовым голубем.
— Finitо (кончено, итал.), — сказала Эмма. — Ты доволен?
Юнг ничегo не ответил. «Мой лучший пациент сбежал, — подумал он, — а жена явно точит на меня зуб. Пойду-кая в сад и закопаю еще одну могилку».
В пятницу, двадцать восьмого июня, Пилигрим и Форстер зарегистрировались в парижском отеле «Поль де Вер» на улице Берже, кварталах в шести от Лувра.
Отель, выбранный ими по путеводителю, предоставлял все удобства по умеренной цене. Пилигрим специально выбрал гостиницу среднего класса, а не шикарный отель или же какую-нибудь захудалую дыру, рассудив, что там их искать не станут, даже если кто-нибудь догадается о его пребывании в Париже.
Поездка заняла в общей сложности семь дней, поскольку их маршрут зависел от наличия более или менее сносных дорог. В основном это были козьи тропы, превращенные в восемнадцатом-девятнадцатом веках в проезжие трассы. Городки и деревушки, встречавшиеся на пути, изобиловали ресторанами, кафе, маленькими гостиницами и отелями. Из Базеля они поехали через Эльзас в Бельфор, а из оттуда через Лангре и Шомон — в Труа.
Там их машину осмотрел на конюшенном дворе местный кузнец, который основательно поднаторел в автомобилях и отлично разбирался в двигателях внутреннего сгорания.
Пока Форстер болтал с кузнецом, а тот прочищал мотор и смазывал маслом коленчатый вал, Пилигрим зашел в конюшню, с упоением вдыхая запах сена и лошадей. Единственный счастливый миг в этой малоприятной поездке — миг, которым можно было насладиться сполна. «Сено и кони, — подумал он. — Кони и сено. Я всегда любил их запах».
В памяти всплыла забытая картина: он работает помощником конюха в большом поместье. Вспомнилось и название места — Уотерфорд, но ассоциировалось оно только со стеклом. И с Ирландией. Что ж… Если я был когда-то ирландцем, ничего не имею против.
Тимоти Ирвин Фредерик Финдли, известный в литературных кругах как «ТИФФ», — выдающийся канадский писатель, кавалер французских и канадских орденов, лауреат одной из самых старых и почетных литературных наград — премии Генерал-губернатора Канады. Финдли — единственный из авторов — получил высшую премию Канадской литературной ассоциации по всем номинациям: беллетристике, non-fiction и драматургии. Мировую славу ему принесли романы «Pilgrim» (1999) и «Spadework» (2001) — в русском переводе «Если копнуть поглубже» (издательство «Иностранка», 2004).Роман «Ложь» полон загадок На пляже, на глазах у всех отдыхающих умер (или убит?) старый миллионер.
Тимоти Ирвин Фредерик Финдли, известный в литературных кругах как ТИФФ (1930–2001) — один из наиболее выдающихся писателей Канады, кавалер высших орденов Канады и Франции. Его роман «Войны» (The Wars, 1977) был удостоен премии генерал-губернатора, пьеса «Мертворожденный любовник» (The Stillborn Lover, 1993) — премий Артура Эллиса и «Чэлмерс». Т. Финдли — единственный канадский автор, получивший высшую премию Канадской литературной ассоциации по всем трем номинациям: беллетристике (Not Wanted on Voyage, 1984), non-fiction (Inside Memory: Pages from a Writerʼs Workbook, 1990) и драматургам (The Stillborn Lover, 1993)
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Повесть о рыбаках и их детях из каракалпакского аула Тербенбеса. События, происходящие в повести, относятся к 1921 году, когда рыбаки Аральского моря по призыву В. И. Ленина вышли в море на лов рыбы для голодающих Поволжья, чтобы своим самоотверженным трудом и интернациональной солидарностью помочь русским рабочим и крестьянам спасти молодую Республику Советов. Автор повести Галым Сейтназаров — современный каракалпакский прозаик и поэт. Ленинская тема — одна из главных в его творчестве. Известность среди читателей получила его поэма о В.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.