Пилигрим - [13]

Карл Густав Юнг, которому было уже под сорок, излучал безграничный энтузиазм. Он завоевал себе имя, опубликовав в 1907 году работу «Психология шизофрении». Этот труд явился открытием и привлек внимание Зигмунда Фрейда, которое со временем привело к катастрофическим последствиям.

Психиатрическая клиника Бюргхольцли не имела себе равных, во всяком случае в Европе. Центр научных и прикладных психиатрических исследований существовал с 1860 года, а в 1879 году, когда его директором стал Август Форель, клиника обрела международный статус. После того как Форель ушел на пенсию, его сменил Эйген Блейлер, нынешний директор центра.

Специальностью Блейлера была шизофрения — слово, которое он сам придумал для dementia praecox (раннего слабоумия (лат.)). Теория его была проста. Мужчины и женщины, страдавшие слабоумием, считались неизлечимыми. Тем же, кто болел шизофренией — то есть раздвоением личности, — можно было помочь, вернув их в реальный мир из мира фантазий, в который они прятались и где жили собственной жизнью.

Для неженатого Блейлера клиника была домом, и он все время проводил либо с пациентами, либо с персоналом. Что касается медиков, они находили его постоянное присутствие несколько обременительным. «Порой мне кажется, что он записывает, сколько раз каждый из нас сходил в туалет», — жаловался Юнг.

Как Форель, так и Блейлер были строгими противниками спиртного. «Доктор не в силах вылечить алкоголизм, сам не будучи абстинентом» — таков был один из афоризмов Фореля. «А если пациент страдает приапизмом, значит, его лечащий врач должен отказаться от секса?» — спрашивал Юнг.

Войдя в залитый солнечным светом кабинет, Фуртвенглер приветствовал коллег взмахом руки.

— Садитесь, господа!

Он подошел к шкафу и выудил оттуда бутылку бренди со стаканами. На виду такие вещи держать было нельзя. Все врачи Бюргхольцли недавно получили от начальства строгую директиву: «Ходят слухи, что кое-кто из медицинского персонала считает дозволенным — и даже необходимым — хранить у себя в кабинетах запасы спиртного. Надеюсь, эти слухи лишены оснований, поскольку я уже выразил свое мнение по поводу сей прискорбной привычки». И подпись: «Блейлер».

Лишенного чувства юмора и довольно занудного по характеру, доктора Блейлера тем не менее уважали. С другой стороны, уважали его не настолько, чтобы отказаться от спиртного. У каждого врача в кабинете была заначка.

Менкен сел, но Юнг остался стоять.

— Вы чем-то расстроены, Карл Густав? — спросил Фуртвенглер.

— Да, — ответил Юнг. — У Татьяны Блавинской серьезный рецидив, и я вне себя от злости и разочарования. Что-то — я пока не знаю что именно — заставило ее умолкнуть. Она сейчас почти в состоянии кататонии, и это убивает меня, поскольку мы добились с ней большого прогресса. Кто-нибудь из вас знает, что могло вызвать такую реакцию?

Менкен покачал головой и взял стакан с бренди. Фуртвенглер подошел к Юнгу, стоявшему возле среднего окна, и протянул ему стакан.

— Да, — сказал он. — Не исключено, что я могу это объяснить. Но…

Он вернулся за свой стол и сел.

— Но? — нетерпеливо повторил Юнг. — Что «но»?

— Это чистой воды предположение. — Фуртвенглер сделал глоток.

Юнг нервно порылся в карманах, выудил оттуда манильскую сигару и закурил, бросив обгоревшую спичку на пол.

— Прошу вас, не бросайте спички на пол! — раздраженно буркнул Фуртвенглер. — Возьмите пепельницу. Вы везде оставляете за собой пепел.

Юнг взял пепельницу и, сжав в зубах сигару, а во второй руке — стакан, прошипел:

— Дальше, пожалуйста!

— Блавинская считает, что к ней прибыл посланец с Луны, — сказал Фуртвенглер.

— Вот как? — Юнг подался вперед.

— Да. Естественно, это полная чушь.

— Раз она верит, значит, прибыл, — заявил Юнг. Туг он был непоколебим. — Если мы постоянно будем убеждать графиню, что она не права, мы ей не поможем. Кто этот посланец? Кто-нибудь его видел? Его — или ее? Это мужчина или женщина? Она вам сказала? Что именно она сказала?

— Это мужчина, — отозвался Фуртвенглер, и я его видел.

— Ага!

— Не спешите кричать «ага!». Это просто новый пациент. Палата 306 — неподалеку от номера Блавинской. Очевидно, они встретились…

— Замечательно! Замечательно! Вы хотите сказать — они узнали друг друга?

— Она утверждает, что узнала его.

— И что? Он действительно с Луны?

— Бога ради, Карл Густав!

— Вы понимаете, что я имею в виду. Он тоже утверждает, что прибыл с Луны?

— Нет. Он вообще ничего не утверждает. Он немой.

— Немые луняне! Целых двое! Может, они подпишут конвенцию?

Менкен еле удержался от улыбки.

— Когда он прибыл, этот посланец? — спросил Юнг.

— Вчера днем. И никакой он не посланец. Он приехал… его привезли из Англии..

— Говорят, Англия — та же Луна, — заявил Юнг, глянув на Менкена.

Тот сидел с каменным лицом, чувствуя себя как рефери на теннисном матче. Это была его постоянная роль во время таких дискуссий: чуть меньше, чем участник, чуть больше, чем зритель. Однако именно от него ждали беспристрастных суждений, так что он не имел права становиться на чью-либо сторону.

— Как его зовут, этого человека? — спросил Юнг.

— Пилигрим.

— Пилигрим? Интересно…

— Что именно вам интересно?