Пилигрим - [121]
— Не думаю, сэр. Полагаю, это для птиц в клетке.
— Птиц? — переспросил Пилигрим.
— Птиц, — подтвердил Кесслер. — Как будто нам их мало!
Продолжая ворчать, он ушел в спальню наводить блеск на обувь.
Пилигрим развязал ленту и порылея в мешке, пытаясь определить, что там за зерно. Маис, просо, рожь и овес. И конверт.
Пилигрим вскрыл его и прочел:
«Любителю голубей от такого же голубятника.
Сэр!
Это почтовые голуби, и они могут переносить записки. Вы увидите, как я теперь выгляжу, на прилагаемых фотографиях. Надеюсь, вам понравится.
Мы давно уже не встречались, и я подумал, что вы, возможно, хотите покинуть свое временное пристанище. Если я прав, мне понадобятся кое-какие инструкции. Я ничего не знаю о здании, в котором вы находитесь. Мне не помешал бы план или подробное описание.
Достать автомобиль — не проблема.
Я живу неподалеку, в отеле «Бор-о-Лак».
Буду ждать весточки.
Я за вами наблюдаю; Вижу вас каждый день.
Искренне ваш
Г. Фаулер».
Рядом с фотографиями лежал маленький бархатныймешочек, а в нем — металлические капсулы с зажимами, предназначенные для голубиных лапок.
Пилигрим положил письмо, бархатный мешочек и фотографии в карман и снял с клетки покрывало.
Казалось, голуби его знали. Они сразу же принялись ворковать и распушили перья. Серый, коричневыи, фиолетовыи, белый — сочетания оттенков у каждой птицы были идеально гармоничны и чарующи.
— Вынесите их на свет, — велел Кесслеру Пилигрим. Кесслер вышел с ботинком в руке и отнес клетку в спальню. Пилигрим немного задержался в гостиной — сложил письмо, запер его в ящике стола и сунул ключ в карман.
Затем вынул из конверта фотографии и по очереди просмотрел их. Правый профиль — левый профиль — фас. Усы, котелок, озаренная солнцем подтянутая фигура.
Г. Фаулер.
Он явно должен знать этого человека.
Но он не знал. Или забыл.
Г.
Говард, Генри, Герберт или Гарри…
В памяти у Пилигрима всплыл образ голубятни.
«Мы держали птиц — я и кто-то еще, где-то в саду…»
Чейни-Уок.
Пилигрим закрыл пальцами усы на снимке Фаулера в фас.
Как же их звали — людей, живших на Чейни-Уок?
Там была женщина — миссис имярек — и мальчик по имени Фред. Нет, не Фред. Альфред. Альфред.
Пилигрим посмотрел в окно на горы, окрашенные в матовые тона.
Матовый свет…
Может, фамилия женщины была Матсвет? Нет-нет. Как-то иначе.
Матсон!
Миссис Матсон. Альфред. И собака по кличке Агги. Aггa, Агамемнон!
Да, да, да! И человек по фамилии Фаулер.
Пилигрим встал и подошел к окну, к свету.
Говард Гарри Генри Герберт Фаулер.
— Генри? — спросил он вслух.
Потом снова уставился на снимок, закрьщ мужчине усы.
Прищурился.
— Форстер, — сказал он.
Все встало на свои места. Где-то там был человек, готовый помочь ему. Генри Форстер придет и вызволит его. Конец заточению!
И больше никогда никаких тюрем.
Он сунул фотографии в карман.
В семь часов утра в среду, девятнадцатого июня, Эмма вошла в спальню и остановилась в дверях.
— Карл Густав!
Он повернулся к ней, не успев проснуться. Она подошла и склонилась над его кроватью.
— Отпусти подушки! Ты испортил свою пижаму. Оторвал все пуговицы. Дай-ка я… — Она разжала его пальцы. — Это не «Титаник»! Ты не тонешь. Проснись!
У него свело не только руки и плечи, но также лодыжки и ступни.
— Я не могу дышать, — сказал Юнг.
— Ты дышишь. Все нормально.
— Что случилось?
— Откуда мне знать? Я с тобой больше не сплю. Похоже, тебе что-то приснилось. Ты кричал.
Юнг сел и посмотрел на свою жену.
— Ты собираешься уйти от меня? — спросил он вдруг, не зная, что сказать.
— Никогда, Карл Густав, — ответила Эмма. — Я связана с тобой навеки. Но ты, как я теперь поняла, живешь только своей жизнью, которая не имеет отношения к моей.
Она села в ногах кровати, завернувшись в халат. Эмма спала в комнате для гостей — довольно уютной, но обставленной в соответствии со вкусами ее матери, которая жила там, когда приезжала к ним в гости. Фрау Раушенбах безумно любила цветы, а потому обои, шторы и покрывало на кровати походили на домашний сад — сплошные розы, ирисы и пионы. Это утомляло глаза, однако Эмма включала только пару ламп, и тогда цветник не так сильно ее раздражал.
— Я молилась о том, чтобы ты умер, — сказала она Юнгу бесцветным тоном. — Думаю, ты должен это знать. Я молилась о твоей смерти и мечтала о жизни, которую ты не способен мне дать: о дружной семье, в которой муж и жена любят друг друга и своих детей. Я просто думаю, что ты должен знать. Тебе сейчас трудно, я вижу. Мне хочется помочь, но ты не даешь. Воля твоя. Я просто подумала, что ты должен это знать. Я все еще люблю тебя, но ты мне больше не нравишься. Делай что хочешь, я буду по-прежнему присматривать и ухаживать за тобой — хотя не исключено, что скоро моя любовь иссякнет. Лелей свою болезнь! Заражай ею пациентов! Пускай она расцветает пышным цветом. Меня это уже не волнует. Ты потерял свою балерину, Блавинская мертва. И это твоих рук дело, Карл Густав! Твоих. То, что я говорила вчера… Я беру свои слова обратно. Я подумала и поняла, что Карл Густав Юнг бросил ее точно так же, как бросил меня и своих детей, потому что у него появились другие интересы!
— Эмма!
— Нет, Карл Густав. Нет. Иди своей дорогой. А мы проживем и без тебя.
Тимоти Ирвин Фредерик Финдли, известный в литературных кругах как «ТИФФ», — выдающийся канадский писатель, кавалер французских и канадских орденов, лауреат одной из самых старых и почетных литературных наград — премии Генерал-губернатора Канады. Финдли — единственный из авторов — получил высшую премию Канадской литературной ассоциации по всем номинациям: беллетристике, non-fiction и драматургии. Мировую славу ему принесли романы «Pilgrim» (1999) и «Spadework» (2001) — в русском переводе «Если копнуть поглубже» (издательство «Иностранка», 2004).Роман «Ложь» полон загадок На пляже, на глазах у всех отдыхающих умер (или убит?) старый миллионер.
Тимоти Ирвин Фредерик Финдли, известный в литературных кругах как ТИФФ (1930–2001) — один из наиболее выдающихся писателей Канады, кавалер высших орденов Канады и Франции. Его роман «Войны» (The Wars, 1977) был удостоен премии генерал-губернатора, пьеса «Мертворожденный любовник» (The Stillborn Lover, 1993) — премий Артура Эллиса и «Чэлмерс». Т. Финдли — единственный канадский автор, получивший высшую премию Канадской литературной ассоциации по всем трем номинациям: беллетристике (Not Wanted on Voyage, 1984), non-fiction (Inside Memory: Pages from a Writerʼs Workbook, 1990) и драматургам (The Stillborn Lover, 1993)
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Повесть о рыбаках и их детях из каракалпакского аула Тербенбеса. События, происходящие в повести, относятся к 1921 году, когда рыбаки Аральского моря по призыву В. И. Ленина вышли в море на лов рыбы для голодающих Поволжья, чтобы своим самоотверженным трудом и интернациональной солидарностью помочь русским рабочим и крестьянам спасти молодую Республику Советов. Автор повести Галым Сейтназаров — современный каракалпакский прозаик и поэт. Ленинская тема — одна из главных в его творчестве. Известность среди читателей получила его поэма о В.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.