Пикник на Тенерифе. Король нищих. Святой в Голливуде. Бешеные деньги. Шантаж. Земля обетованная. Принцип Монте-Карло - [4]

— Должно быть, вы ужасно сильный, — сказала она.

Святой только пожал плечами.

— Во всяком случае бокал мимо рта не пронесу.

Странный холодок пробежал у него по спине, когда он пропустил ее вперед, входя в номер. Но это не было реакцией на комплимент незнакомки, хотя в ее устах он звучал естественно и искренне. Чувство было почти подсознательным, реакцией растревоженной интуиции. Казалось, он идет по краю пропасти с завязанными глазами; хотя совсем точно представлял себе, что до конца вереницы событий, вызванных последствиями ночного приключения, еще очень далеко.

Старик лежал неподвижно в постели, там, где свалил его Юниац. Сам Хоппи, как и опасался Святой, занялся восстановлением сил, на что уже ушла добрая половина содержимого бутылки, которую Саймон нераспечатанной оставил на столе. Они прибыли вовремя, так как Хоппи как раз собирался продолжить свои эксперименты. Святой отобрал у него бутылку и заткнул пробкой.

— Слава Богу, что у этой бутылки такое узкое горлышко. Будь это обычная посуда, в ней давно бы уже не было ни капли.

С этими словами он подошел к постели, расстегнул на старике куртку и рубашку. Пульс для его возраста был почти в норме, кости, кажется, целы; но все тело превратилось в сплошной синяк, а лицо было разбито и распухло. Наличие внутренних повреждений можно было определить только когда вернется сознание. Дыхание было ровным, рот полуоткрыт, и, казалось, в данный момент жизни старика ничто не угрожало.

Саймон отправился в ванную комнату, намочил в холодной воде полотенце и начал протирать лицо старика, стараясь очистить его от грязи, но девушка его остановила.

— Оставьте это мне. Он выживет?

— Вне всяких сомнений, — заверил ее Саймон.

Оставив ее заниматься делом, он сам подошел к столу и плеснул в бокал немного виски, которое ему удалось спасти. Пока она придерживала голову избитого мужчины, Святой влил виски в его кровоточащий и распухший рот. Старик застонал и зашевелился.

— Это должно помочь, — пробормотал Саймон. — А вам самой необходим отдых.

Девушка кивнула и взяла из его рук бокал, по ее щекам катились слезы. Она быстро выпила, даже не поморщившись, поставила бокал на место и снова повернулась к старику. Теперь она сидела на кровати, придерживая его голову у себя на груди, слегка раскачиваясь, как будто убаюкивая ребенка, протирая его избитое лицо мокрым полотенцем, а слезы продолжали катиться по ее щекам.

— Джорис, — шептала она. — Джорис, дорогой, проснись. Все в порядке… С тобой ведь все в порядке, не так ли, Джорис?

Святой, возвращавшийся к столу, чтобы налить себе виски, так резко остановился, что это не прошло бы для нее незамеченным, не будь она так занята раненым. На секунду-другую Саймон просто окаменел, и снова холодок пробежал по его спине, только на этот раз дошел почти до самых корней волос, он чувствовал странную пустоту в животе, и только сердце продолжало мерно биться, пока он оценивал ситуацию.

Святому казалось, прошла целая вечность, пока он стоял в оцепенении, на самом же деле это заняло несколько секунд. Наконец он очнулся, как и собирался, налил себе виски и не спеша плеснул немного содовой.

— Джорис, — повторил он голосом, который, к большому удивлению, оказался его собственным. — Довольно необычное имя… Кто он?

Страх промелькнул в ее глазах, но она быстро взяла себя в руки.

— Это мой отец, и я всегда звала его Джорис.

— Датское имя, не так ли? — заметил Святой. — Ну вот, кажется, он приходит в себя.

Старик шевельнулся, качнул головой и застонал, как человек, приходящий в себя после наркоза. Саймон вернулся к постели, но девушка жестом попросила его отойти.

— Пожалуйста, оставьте нас на минутку.

Святой ободряюще кивнул и отошел. Потрясение от услышанного уже прошло, и снова его сознание было ясным и чистым, как альпийский ручей. И только напряжение растревоженных нервов напоминало, какой удар ему пришлось взнести.

Он вытряхнул сигарету из пачки, постучал ею по коробке и не спеша прикурил, потом открыл свой бумажник и извлек сложенный листок голубой бумаги.

Это был испанский телеграфный бланк. Наверно, раз в двадцатый он перечитал его, хотя знал уже наизусть каждую букву. Депеша была отправлена из Санта-Круз двадцать второго декабря и адресована некоему Родни Фелсону в мадридский отель «Палас». Ее текст гласил:

«НЕОБХОДИМО ЗАМЕНИТЬ ДЖОРИСА НЕМЕДЛЕННО ТЧК ОБЕСПЕЧЬТЕ НАДЕЖНУЮ ЗАМЕНУ ОЧЕНЬ СРОЧНО

ГРЕЙНЕР»

Саймон сложил листок и аккуратно убрал его, но текст по-прежнему стоял у него перед глазами. Он глубоко затянулся и стал пускать дым кольцами.

— А как фамилия? — поинтересовался Святой, как будто продолжая неспешную беседу.

Прошло некоторое время, прежде чем последовал ответ.

— Ванлинден, — ответила девушка с некоторым вызовом; и Саймон понял, что был абсолютно прав в своих подозрениях, когда пять дней назад он безрассудно мчался всю ночь из Мадрида в Кадис, чтобы успеть на судно, отплывающее в Тенерифе на следующий день.

Он поднял взгляд, заметив, что на физиономии Юниаца появилось выражение, которое могло было бы быть у вулкана перед извержением, будь у того лицо. Глаза его вылезли из орбит, как у краба, лицо побагровело, и человек, не слишком хорошо знакомый с ним, мог бы подумать, что тот задыхается. Святой же моментально понял, что в глубине сознания мистера Юниаца появились первые проблески мысли. Тогда Святой так посмотрел на него, пытаясь заставить замолчать, что его взгляд мог парализовать более чувствительную натуру. Но процесс зашел уже слишком далеко, Хоппи должен был либо высказаться, либо задохнуться.