Пикник на острове сокровищ - [15]

– Но не удался фокус, – кручинился Дружинин, – факир был пьян. Ты меня слушаешь?

Я мрачно кивнул:

– Очень внимательно. И где же случилась осечка?

– А ты еще не понял?

– Пока нет.

– Ваня, ты того? Да? Кто меня откапывал?

– Ну я.

– Верно. А куда делся Юрка?

Я пожал плечами:

– Бог его знает! А где он должен был быть?

– Ваня! Каким местом ты меня слушал? – возмутился Егор. – По договоренности именно Трофимов должен был отрыть клиента.

– Действительно! – ахнул я. – Но почему он этого не сделал?

Дружинин уставился в окно автомобиля, помолчал пару минут, а затем протянул:

– Да уж. Что я пережил! Врагу не пожелаешь. Ну, давай по порядку.

Мало кто из людей может похвастаться фактом присутствия на своих похоронах. Вернее, человек всегда является центром внимания в момент прощания с ним друзей и родственников, но вот можно ли назвать это присутствием? Мы никогда не услышим слов скорби, не увидим слез на глазах у тех, кого считали врагами, не сядем за стол, не выпьем за упокой собственной души. Похороны – это нечто вроде рождения, человек уходит в иной мир и не способен поучаствовать в своем последнем бенефисе. Впрочем, может, оно и к лучшему, поскольку кое-кого поджидают не слишком приятные сюрпризы.

Итак, первая часть – «смерть» и отъезд из дома – прошла как по маслу. Егор лежал в своей спальне, вслушиваясь в то, что происходит за закрытыми дверями, но там отчего-то стояла напряженная тишина. Потом появился Юрий и шепнул:

– Теперь не шевелись, положим тебя в мешок, но ты не волнуйся, там дырки есть, воздуха хватит! Лена упала в обморок, с ней сейчас подруга, Маша Королева.

– Это соседка, – невесть зачем поправил Егор.

– Ш-ш-ш, – прошипел Юрий, – ты покойник, забыл? Молчи!

В «морге» Егор плотно поужинал и лег спать, следующий день он провел, смотря телевизор, и страшно возгордился, услыхав, как один из каналов сообщил в новостях о его кончине.

Рано утром в день погребения Юрий сделал Егору укол. К тому моменту Дружинин был совершенно готов для роли покойника. Он надел шикарный костюм, белую сорочку, повязал галстук. Одежду Егор выбирал очень тщательно, он-то знал, что предстоит довольно долго лежать в тесном ящике, а потом мчаться на поминки. Гладить наряд времени не будет.

Дружинин хотел появиться на поминках, когда народ еще не напился и не собрался расползаться по домам.

Так вот, облачившись в шикарную пиджачную пару, Дружинин приблизился к гробу, внимательно изучил, как включать кондиционер, занес ногу, чтобы влезть в ящик, и тут сообразил: ботинки!

– Мы забыли про обувь! – воскликнул «покойник». – Не могу же я появиться перед людьми в домашних тапках!

Юрий хлопнул себя по лбу:

– Блин! Ну как я мог! Офигеть! Ладно, ложись, сейчас пошлю за штиблетами.

Егор, все-таки слегка нервничавший, лег в гроб. Несмотря на то, что Трофимов рассказывал о лекарстве, инъекция подействовала на Дружинина слегка одурманивающе. Нет, он не лишился чувств, довольно легко двигался, вполне нормально мог поддерживать беседу, вот только делал все медленнее, чем обычно, а в голове клубился туман.

Очень скоро Юрий вернулся с ботинками и обул Егора, потом сказал:

– Ну, поехали, закрывай глаза.

Егор смежил очи и почувствовал легкие прикосновения: Трофимов, как и обещал, подклеил ему веки – теперь Дружинин выглядел почти натуральным покойником. Для восприятия действительности у него остался только слух, увы, видеть происходящее наш шутник не мог.

Приключение внезапно показалось ему не слишком веселым, но очень скоро приступ депрессии прошел, потому что Егор получил истинное удовольствие: началась панихида. Вот уж когда «покойничек» повеселился, слушая речи заклятых друзей и конкурентов по бизнесу. Какую чушь несли люди! Оказывается, абсолютное большинство из них считало Егора потрясающим, честным, умным, великим, замечательным…

Оставалось лишь удивляться, почему присутствующие ранее столь тщательно скрывали свою любовь и по какой причине подставляли при каждом удобном случае бизнесмену подножку.

Дружинин искренне наслаждался панихидой, ему было тепло: под костюм он надел замечательное термобелье, а дно гроба было устлано специальным электрическим матрасом, работающим на аккумуляторе. Трофимов, похоже, предусмотрел все, единственное, что он не сумел организовать, так это хорошую погоду. Неожиданная для апреля гроза разразилась в самом конце церемонии. На лицо Егора упали тяжелые капли, послышался визг, и свет погас. Сначала Дружинин насторожился, но потом ощутил толчки и сообразил: гроб закрыли и увозят в помещение.

Так оно и было, чьи-то руки откинули крышку, и Егор услышал голос Ивана Павловича…

– Дальше можешь не рассказывать, – перебил я друга.

– Ты так искренне расстраивался, – воскликнул Дружинин, – что я был готов сесть и сказать: «Ваня, не плачь». Остановило меня лишь одно: ты бы…

– …точно заработал инфаркт, – закончил я за него.

Дружинин хмыкнул.

– Нет, я подумал, что ты закричишь, выскочишь на площадь и испортишь мне всю малину.

Я прикусил нижнюю губу. Интересно, отчего никогда раньше я не замечал, насколько эгоистичен мой друг? Я наивно полагал, что он испугался за мое здоровье, но нет – Егора волновал лишь идиотский розыгрыш.