Пикник на острове сокровищ - [10]

Мне оставалось лишь разводить руками и занудно повторять:

– Надо быть более разборчивым в связях.

Но мои наставления оказывались напрасными, Дружинин влюблялся в людей и в первые месяцы знакомства не замечал откровенного корыстолюбия приятелей, их подлости, желания использовать его. При этом как бизнесмен Егор был непотопляем, своих потенциальных партнеров словно просвечивал рентгеном. Иногда я удивлялся и спрашивал:

– Скажи, отчего ты не захотел иметь дело с N?

– Всем нутром чую, что он мошенник, – объяснял Егор, – несмотря на его безупречную репутацию и респектабельный внешний вид, внутренний голос мне шепчет: «Гоша, не связывайся с ним!»

Внутренний голос никогда не подводил моего друга в делах, но он отчего-то всегда замолкал, когда Егор уезжал из офиса, чтобы отдохнуть.

Дружинина любили журналисты за неконфликтный нрав, охотную раздачу интервью, обильные фуршеты и презенты. Егор не ссорился даже с теми, кто возводил на него напраслину, он лишь посмеивался, говоря:

– Пусть пишут, если я им интересен, значит, я на коне.

Похороны Егора стали важным светским событием, никогда крохотное кладбище не вмещало такого количества известных всей стране лиц, никогда на узком шоссе, ведущем к погосту, не стояла такая длинная вереница иномарок со скучающими шоферами внутри.

Я попытался пробиться сквозь толпу туда, где на обитом красной тканью постаменте стоял шикарный гроб из светлого полированного дерева. Крышка была откинута, мне бросилась в глаза совершенно неуместная обивка домовины: белая, шелковая, просто ткань для свадебного платья.

– Здрассти, Иван Павлович, – прошептал справа тихий голос.

Я повернул голову и увидел Зину Ротову, папарацци на вольных хлебах, всю увешанную фотоаппаратами.

– Добрый день, Зиночка, – кивнул я и тут же спохватился: – Извини за глупое приветствие, ничего хорошего в сегодняшнем дне нет.

– Почему вы в общей толпе, а не там? – поинтересовалась Зина, указав на ряд стульев в центре площади.

– Ну… не знаю… как-то неудобно лезть вперед.

– Ерунда, – решительно заявила она, – вы ж его лучший друг!

Не успел я охнуть, как активная Ротова ухватила меня за плечо и поволокла вперед, повторяя:

– Господа, пропустите родственника покойного.

В конце концов энергичная Зина допинала меня до цепочки парней в темных костюмах.

– Простите, к гробу приближаться нельзя, – вежливо сказал один из них.

– Это его брат, – ничтоже сумняшеся соврала корреспондентка, – спросите у жены!

Мне стало неловко. Маленькая, скрюченная фигурка Лены горбилась на стуле в отдалении от гроба. Около вдовы почему-то никого не было, мама Егора, Ольгушка, отсутствовала.

– Это его брат, – повторила Зина и толкнула меня вперед.

Охранник посторонился, я оказался на пустом пятачке, под прицелом множества взглядов быстро пробежал пару метров и сел около безучастной Лены. В то же мгновение откуда-то сбоку вынырнул Трофимов и, подойдя ко мне, сказал:

– Извините, но… ах, это вы! Сидите, сидите, Иван Павлович.

– Почему у гроба выставлено оцепление? – тихо спросил я.

Юрий сел рядом.

– Это воля покойного! Он строго-настрого запретил приближаться к гробу, никто не должен целовать покойного и подходить к нему ближе чем на метр, даже вдова. Еще нельзя приносить цветы. Видите вон там, в отдалении, куча букетов?

Я кивнул, Трофимов нервным шепотком продолжал:

– Мои люди отбирают цветы и складывают их поодаль.

– Странно, – вырвалось у меня.

– Да уж! – вздохнул Юрий. – А день-то какой! Солнечный, ясный, теплый, птички поют!

– Конец марта, – машинально ответил я.

– Сегодня первое апреля.

Действительно! Думаю, Егору бы понравилось, что его провожают на тот свет именно в День смеха.

Внезапно прозвучали совершенно неуместные, на мой взгляд, фанфары, и началась церемония прощания. Один за другим на трибуну, стоявшую вдалеке от гроба, поднимались люди и произносили слова, которые принято говорить на похоронах.

«Смерть вырвала из наших рядов», «Безвременно ушедший», «Осиротели», «Как же это, он был еще так молод», «Лучший друг», «Отличный начальник»…

– Иван Павлович, скажите речь, – попросил Юрий, – подведите итог.

– Нет, нет, – испугался я, – извините, не могу.

– Понимаю, – кивнул Трофимов, и тут случилось непредвиденное.

На голубое небо набежали свинцово-черные тучи, вмиг потемнело, да так, словно на дворе стояла глухая полночь. На асфальт упали первые тяжелые капли, сверкнула молния, грянул гром, и обвалился ливень. Но какой! Словно некто на небесах опрокинул вниз цистерну с водой, из туч рухнула стена дождя.

Толпа провожающих с визгом кинулась по машинам.

– Господа, – надрывался кто-то в микрофон, – временная остановка церемонии, продолжим через десять минут. Гроза быстро закончится.

Трофимов подхватил безучастную Лену и почти понес ее в здание небольшой церквушки, я же кинулся к гробу и захлопнул крышку. Откуда ни возьмись прибежали трое парней в черных костюмах и толкнули задрапированный красной тряпкой постамент, он оказался на колесиках. Я бросился помогать охранникам, в мгновение ока мы докатили гроб до небольшого домика.

Оказавшись внутри скромно убранной комнаты, я начал трястись. Охранники быстро вышли, никто из них не произнес ни слова, а мне отчего-то стало не по себе. Мрачный зальчик, очевидно, предназначался для церемонии прощания с усопшими. Темные стены украшали венки из искусственных еловых лап, в правом углу висела икона. Тут только я сообразил, что Егора не отпевали в церкви и священник не стоял у его гроба. Дружинин никогда не был верующим человеком, насколько я знаю, он не посещал храм и не соблюдал посты, но ведь в нынешние времена принято приглашать батюшку даже к атеистам.