Пикник на Аппалачской тропе - [3]

Но ребята из КРРЕЛ рассказали мне, что у сквера в центре города, точнее под сквером, расположен огромный многоэтажный подземный и, конечно, платный гараж. Если поставить в этом гараже машину хотя бы на сутки, то можно попросить у охранника гаража разрешение переночевать в машине. Обычно так и делают.

Охранник осмотрел меня серьезно, оценивающе:

— Хорошо, только погуляйте пока и приходите не раньше одиннадцати… И не приходите пьяный или с женщиной. — Улыбнувшись, он вдруг хитро, подбадривая, подмигнул мне…

Весь следующий день я бродил по городу, на свою стоянку в подземелье добрался, когда уже совсем стемнело. Завтра утром во что бы то ни стало я должен быть в КРРЕЛ.

Предстояла бессонная ночь, ведь до городка Хановер, где был мой институт, было далеко. Через час я выехал на основное шоссе: дорогу номер 95, идущую от Бостона строго на север к границам Канады.

Дальше все пошло как всегда на таких дорогах, которые называются «интерстейт хайвей» — «межштатовые шоссе» — или сокращенно просто «интерстейт». Прямая как стрела полоса бетона, по которой в часы пик идут по четыре ряда машин в одну сторону. Справа полоса бетона оканчивалась трещоткой, уменьшенное подобие которой есть и на нашей московской кольцевой дороге. Когда колесо машины выходит на нее, то попадает как бы на ребристую стиральную доску и начинает вибрировать. В машине раздается страшный шум, и ты просыпаешься, если случайно уснул на дороге. А уснуть на интерстейт так легко, несмотря на то что по радио звучит бравурная мелодия, а на дороге надо беспрестанно читать указатели.

Слева от дороги — разделительная полоса; сплошная стена кустов, мелколесья, через которую иногда прорывался свет фар идущей навстречу машины.

Сначала все шло как всегда.

В полиэтиленовом мешке, который мне дали в магазине, лежали две пластмассовые литровые бутылки кока-колы и с десяток бутербродов, которые я всегда брал в далекую дорогу. Бутерброды в США легко готовить. Буханки хлеба, продаваемые в магазинах, как правило, уже порезаны на тонкие ломтики и снова аккуратно сложены в буханку.

Я всегда запасался такими бутербродами и кока-колой в дорогу. Когда начинали слипаться глаза, не останавливаясь, одной рукой открывал бутылку «кока», как говорят американцы, заедал его бутербродами. Это сбивало монотонность дороги и давало заряд положительных эмоций. После трех-четырех глотков кока-колы и пары бутербродов я мог ехать еще долго.

Когда едешь по интерстейт ночью, всегда время от времени ловишь себя на том, что начинаешь как бы чуть-чуть дремать, а нога все сильнее давит на педаль газа, и скорость незаметно вырастает. И тут раздается сильный толчок — предупреждение. Сбрасываешь ногу с педали, машина начинает ехать все медленнее, и, наконец, стрелка указателя скорости доходит до цифры пятьдесят пять. Пятьдесят пять миль в час — это предельно допустимая скорость движения автомобилей в Америке. Но проходят минуты, и вновь монотонная лента прекрасной дороги убаюкивает тебя, снова начинаешь таращить глаза, трясти головой, открывать окошко, чтобы сквознячок освежил тебя. Но ничего не помогает, и наступает такой момент, когда вновь — «дррр» — грохот от вибрации: правое колесо попало на трещотку. Сон мгновенно пропадает, и ты берешь влево, с удивлением убеждаясь, что в указателе скорости стрелка добралась уже до цифры восемьдесят.

Я еще не успел выскочить на трещотку, как в кустах на разделительной полосе замигал сочный красный огонь, а потом ниже его, на мгновение ослепив, зажглись мощные фары машины, стоящей поперек шоссе.

— О, черт!

Я сбросил газ, но не стал тормозить, чтобы не вспыхнули огни моего стоп-сигнала, показывая полицейским, что я торможу. Но поздно! Мельком взглянул на красную, подсвеченную стрелку, она опять стояла у цифры «80». Была еще надежда, что эти огни — только предупреждение, что полицейский только показывает мне: мол, сбавь скорость, мистер. Но через секунду стало ясно, что это не так. В зеркальце было видно, как фары с мигающим светом над ними выскочили на шоссе. Я уже сбавил скорость до официальных пятидесяти пяти, но фары в зеркальце стали резко приближаться. Я не стал дожидаться, когда грубый голос через усилитель окрикнет меня, и дал знак, что останавливаюсь. Аккуратно, по всем правилам, притормозил и увидел, как сзади идущая машина, не выключая красного фонаря и фар, остановилась. «Почему, — вдруг подумал я, — в Америке мигающий огонь полицейских машин всегда красный, а в Европе и у нас синий?..» Между тем в зеркальце стало видно, как дверцы с обеих сторон машины распахнулись и на шоссе вышли два человека в таких восьмигранных фуражечках, которые в Америке носят только полицейские. Я не стал дожидаться, выпрыгнул из машины и, ослепленный фарами, пошел им навстречу.

— Не подходите ближе! Не подходите! — вдруг весь подобравшись, крикнул мне тот, кто вышел со стороны водителя.

Видно было, что это молодой парнишка с тонкой талией, перетянутой толстым поясом, на котором висел, оттягивая его с одной стороны, черный револьвер со старинной загнутой ручкой, а с другой стороны — плоский черный футляр рации, дубинка и длинный блестящий цилиндр электрического фонаря.