Пикассо и его женщины - [8]

Немаловажно было и то, что Ольга была русской, а Пикассо, великому революционеру в искусстве, вообще нравилось все русское. Как и многие иностранцы, он любил Ф.М. Достоевского и в каждой русской женщине видел Настасью Филипповну.

Знаменитый британский премьер-министр Уинстон Черчилль как-то очень образно сказал: «Для Запада Россия — это секрет, завернутый в загадку и упакованный в тайну».

В самом деле, это не просто эффектная фраза. Россия была для Пикассо именно загадкой. Жадно читая газеты, он внимательно следил за развитием там революционных событий. Видимо, и это придавало в его глазах русской балерине какой-то особый романтически-революционный флер. И в данном случае не имел совершенно никакого значения тот факт, что саму Ольгу (дочь полковника царской армии, если кто забыл. — С.Н.) революционные события на Родине пугали до отвращения. А вот Пикассо, известный революционер в искусстве, даже начал учить русский язык, перемежая нежные слова к своей избраннице пылкими лозунгами на тему «Долой самодержавие!»

* * *

Да ведь и вся атмосфера дягилевской труппы и его постановок отличалась какой-то особой революционностью. А Пикассо подружился с самим Дягилевым, с чутким ко всему новому Леоном Бакстом и с Игорем Стравинским, потрясшим его и своей манерой одеваться, как настоящий денди, и, что гораздо важнее, своей гениальной музыкой.

Раньше Пикассо упорно твердил, что презирает любую музыку, за исключением разве что испанского фламенко, но теперь он был потрясен балетом Стравинского «Весна священная». Соответственно, и Ольга казалась ему восхитительной славянской дикаркой, похожей на ту, что танцевала в вихре музыки Игоря Федоровича, кружась до изнеможения, чтобы пробудить весну… Теперь, отогревшись и оттаяв душой в цветущем Риме, он готов был восторженно закружиться вместе с ней.

Гораздо позднее Пикассо понял, что ничего «такого» в его избраннице не было. Но это случилось потом, а пока Ольга Хохлова в буквальном смысле пленила его. Слишком уж сильно она отличалась от прежних его подружек, раз за разом вытеснявших друг друга на его любовном конвейере. «В ней есть мудрость и спокойствие, — с удивлением и восторгом говорил он Игорю Стравинскому. — А это, если вдуматься, куда более редкий дар, чем умение танцевать».

Как мы уже говорили, Ольга была, что называется, из хорошей семьи и держала марку во всем, начиная от таланта в любое время выглядеть элегантно и стильно (она как-никак выросла в среде, где женщине полагалось знать толк в одежде) и заканчивая умением держать прямо спину. На улицах Рима многие обращали на нее внимание, и Пикассо тогда казалось, что Ол-га Кок-ло-ва (он так до конца и не выучился произносить ее русские имя и фамилию) не шла, а парила над бренной землей.

Но дочь полковника царской армии могла не только держать прямо спину, она умела не выставлять напоказ свои чувства. Воспитание сделало ее некоей «вещью в себе». Окружающие таких обычно называют скрытными девочками. Те же стандартно мыслящие окружающие к недостаткам Ольги относили и ее изрядный педантизм. Она и в самом деле была «аккуратисткой» во всем, постоянно следовала определенным установкам, укоренившимся в ней с детства.

А еще Ольга удивляла Пикассо своим немного старомодным, зато очень правильным французским языком, который совсем не портил ее легкий славянский акцент. Он восхищался ее манерой держаться без ненужного апломба и наигранного кокетства, чем, кстати, всегда отличались французские и итальянские танцовщицы. В Ольге, в отличие от них, все было полно достоинства, сдержанности и простоты. Сочетание это было чем-то новым для Пикассо, среди бывших любовниц которого никогда не водились не то что аристократки, но даже просто «порядочные девушки». И что характерно, чем наивнее и чище была восхитившая Пикассо женщина, тем охотнее он верил в ее «идеальность» и тем больше желал ее.

Волосы ее были затянуты на затылке в тугой пучок и заколоты шпильками из слоновой кости. И Пикассо все время хотелось вынуть их из ее прически и увидеть, как рассыплются по ее плечам эти роскошные волосы.

В этой женщине многое его волновало, даже завораживало. Он просто не мог перестать думать о ней. А как известно, когда сильное физическое влечение и идеализация «выступают в паре», жди неминуемого — последнего бессильного вздоха мудрости.

* * *

Сергей Дягилев, видя происходящее, мыслил категориями будущего своего балета. Он всегда умел добиваться творческих целей с помощью обстоятельств… весьма далеких от искусства. Для этого он, как паук, ткал свою паутину, пуская в ход как «негоции» (так он сам шутил, используя словечко гоголевского Манилова), так и тщательно продуманные интриги. Сейчас ему было крайне выгодно, чтобы отношения Ольги и Пабло оказались как можно прочнее и обрели какой-то статус. Ведь его балерина могла стать надежным «мостиком» к Пабло Пикассо, в таланте которого он был заинтересован.

Естественно, истинные расчеты Дягилева и в голову не могли прийти наивной Ольге Хохловой и тем более Пикассо, вечно обуреваемому страстями. А между тем причины для дягилевских «негоций» были весьма серьезны: речь шла о выживании всей труппы «Русского балета», и в этом гениальный антрепренер сделал ставку на Пикассо. И в Париже, и во всей Европе тот уже был широко известен, вошел в моду, знал многих нужных людей, но еще больше таких людей знало имя Пикассо. Заметим, что подобных «цепочек» в жизни С.П. Дягилева было немало: чего стоит, например, его подруга Мися Серт, за которой стояла великолепная и очень влиятельная Коко Шанель.