Певец тропических островов - [80]

На лице его появилась улыбка. Однако! — подумал он с некоторым разочарованием. И все же этого чуть-чуть, этой малости она не заметила. Торчащего под горлом галстука, ватных плеч. Жаль… Ничего не поделаешь…

— Чему вы улыбаетесь? — насторожилась она.

— А-у! Гоп, гоп! — раздался откуда-то с высоты мужской голос.

Они одновременно подняли головы и глянули сквозь ажурную зелень листьев. Высоко над ними, на тротуаре Зигмунтовской, стоял все тот же великолепный доктор Надгородецкий и махал им рукой. Он был не один, его сопровождал какой-то мужчина в спортивной рубашке.

III

— Проклятые пчелы, бес их подери! Чуть было меня не загрызли! Что там, улей возле лесенки, что ли? Привязались, окаянные, будто бы я цветок, полный нектара! Кыш, кыш, прочь-прочь отсюда! Отцепитесь! — кричал, направляясь прямо к их столику, д-р Надгородецкий.

Был ли он дантистом или же, как первоначально предполагал Леон, гинекологом, кто знает. Какая-то пчела, видно, не отставала от него, потому что он продолжал отмахиваться.

— Панна Барбра, разрешите поцеловать ваши пальчики, именно пальчики… Ага, и вы тут, пан… пан Вахицкий. Добрый, добрый день. А впрочем, какой он добрый, самый что ни на есть отвратный, мерзкий день. Человека нет, он испаряется. В городе нечем дышать. Не погода, а издевательство. Разрешите представить вам моего друга. Теть. Эдвард Теть. Библиофил.

Друг доктора был солидным, спокойным и весьма потным господином. Пот ручьями стекал по его красной, чуть шершавой и словно бы окаменевшей физиономии, На нем были серые, скверно отутюженные брюки, а синий пиджак он перекинул через руку. Спортивная рубашка, галстук-бабочка в белый горошек — ну и что же еще? Кажется, ничего. Должно быть, он не питал особой слабости к прекрасному полу, на Барбру едва взглянул. Зато Вахицкого — его лицо, панаму, руки и даже штиблеты — библиофил оглядел очень внимательно. Словно бы мысленно сфотографировал. Их взгляды встретились, и, следует признать, Леон первый опустил глаза. Это вообще не слишком приятно, когда кто-то чересчур пристально смотрит вам в глаза, — но об этом потом. Я для него словно бы какая-то книга, подумал Вахицкий недовольно, интересная книга, которую хочется прочесть.

Это милый, очаровательный человек. Он мне чрезвычайно симпатичен! — повторил Леон про себя, делая усилие, чтобы по системе Станиславского внутренне сосредоточиться. И теперь, встретив взгляд Тетя, он чувствовал, что смотрит на него светящимися, дружескими глазами. Но на библиофила, казалось, его взгляд не действовал.

— Отчего же, доктор, вы не уехали в Закопане? А как же ваш ночной поезд? — обратился Леон к Надгородецкому. — Я знаю, вы звонили моему нотариусу… Благодарю вас, ха… Но что же случилось, почему вы не поехали?

— Я закомпостировал билет на завтра. Заплатил за багаж, и все уладилось. Ах, Варшава, это город волшебниц. После вчерашнего я отсыпался — ей-богу, еле встал, два часа назад. Даже к обеду не проснулся. А как вы поживаете, панна Барбра, как настроение? Получше?.. Эй, официант, где вы, в самом деле?

— Здесь! — выглянул из-за дерева Вальдемар.

— Чашечку черного кофе и содовой. От этого не полнеют! А вам?.. — И Надгородецкий поглядел на библиофила.

Пан Эдвард обвел глазами бутылки с джином, и вермутом, казалось, напитки ему не понравились.

— Можно рюмочку "столичной", ну и не знаю, что там у вас еще есть. Может, бутербродик с селедкой?

— А не хотите ли сардинки?

— Если я говорю — селедку, значит, селедку!

Он пододвинул стул поближе к Леону и сел.

— Где-то я вас уже видел, — сказал он.

Панна Барбра и доктор заговорили о чем-то, вернее, Надгородецкий выпустил в нее целую пулеметную очередь слое. Но Леон не прислушивался к их разговору. Бесцеремонный вопрос соседа и его взгляд, теперь уже не столь спокойный и невозмутимый, сколь назойливый, — все это, вместе взятое, не могло доставить ему радости.

— Вы варшавянин? — пересиливая себя, спросил Леон вежливо.

— Разумеется.

— Тогда едва ли… Всего несколько дней, как я в Варшаве. И не припомню, чтобы мы где-то встречались.

— Ну, если я хоть раз кого-то увидел, то уж запомню. Держись, красавчик!

Речь библиофила отнюдь не свидетельствовала о высокой его культуре. Но что-то проскальзывало в том, что он говорил. Что? Ирония? Нет, пожалуй, нечто большее, скорее угроза.

— Ха, завидую вам, — рассмеялся Вахицкий. — Со мной все наоборот, все наоборот. Мне, чтобы запомнить человека, нужно хорошенько в него всмотреться. Голова у меня дырявая.

— Вы бывали в Ровно?

— В Ровно? — Леон покачал головой. — Откуда? А вы, если не секрет? Я слышал, что вы библиофил. Вы состоите при какой-нибудь библиотеке? Или же это ваше хобби? Личная инициатива?

— Государственная, — ответил Теть и почему-то хихикнул.

— Стало быть, я угадал. Вы служите в Национальной библиотеке?

— Да нет, просто собираю редкие книги. И все.

— Не понимаю, что же в этом государственного?

— Свое собрание я намерен передать государству.

Что бы ни говорил Теть, все у него звучало двусмысленно. Леон сделал вид, будто не понял.

— Ха! А что же вы собираете? Первые издания? Или занимаетесь определенным периодом?

С удивлением, перешедшим в некое неприятное чувство, он увидел, как библиофил вдруг растопырил большой и указательный пальцы правой руки. Рука у него была крупная, крестьянская, расстояние между большим и указательным пальцами превышало, пожалуй, четверть метра. Он медленно сближал пальцы, пока они не сомкнулись.