Певец революционной эпохи - [11]

В молодогвардейцах Фадеев увидел не повторение, а развитие замечательных качеств боевого поколения гражданской войны. Он заявлял о том, что на роман его "вдохновила та необыкновенная духовная цельность и моральная чистота, которые могут быть свойственны только людям, выросшим на почве честных и справедливых человеческих отношений, людям, облагороженным подлинно великой идеей".

Несгибаемыми борцами в грозный час оказались не какие-то избранные личности, а обыкновенные юноши и девушки из рядовых советских семей. Это означало, в сознании Фадеева, ликвидацию извечной межи, разделяющей будничное и прекрасное, сегодняшнее и будущее. Делясь на собрании прозаиков опытом работы над "Молодой гвардией", автор романа заметил: "Я, конечно, понял, что эти молодые люди, с одной стороны, обычные наши люди, они имеют все черты нашей молодежи, но именно потому и стали Молодой гвардией, что они уже есть те люди, которые на каком-то историческом взлете проявили те черты, которые еще только завтра будут свойственны абсолютно всем и потянут к себе остальных.

С этой точки зрения я и считаю, что "Молодая гвардия" романтична, в ней нет идеализации, но она романтична".

Характерное признание! После завершения романа Фадеев испытывал горячую потребность объяснить и утвердить тот творческий метод, которым написана "Молодая гвардия". Ему представлялось необходимым указать на связь этого метода с самой действительностью, с героическими устремлениями и романтическими порывами людей, реально обладающих коммунистическими качествами. Фадееву было важно подчеркнуть значение романтической линии в собственном творчестве и во всей современной литературе. К слову, эта линия властно заявляла о себе в военные и первые послевоенные годы - в пьесах Вс.Вишневского, Б.Лавренева, А.Довженко, стихах Н.Тихонова, М.Алигер, С.Вургуна, повестях и романах Б.Горбатова - "Непокоренные", Э.Казакевича "Звезда", Б.Полевого - "Повесть о настоящем человеке", О.Гончара "Знаменосцы" и других. "Молодая гвардия" Фадеева в наиболее конденсированном виде воплотила героический и романтический подход к изображению нового человека.

Автор романа, как и прежде, ставил перед собой задачу теоретически обосновать свой опыт. Он не ограничивался рассказом о собственной творческой работе, но выступил с рядом статей о романтизме и реализме. В печати развернулась дискуссия, в ходе которой высказанные с резким заострением мысли Фадеева и его единомышленников подвергались оживленному, часто весьма критическому обсуждению.

О роли романтизма, как мы уже знаем, Фадеев говорил не впервые, в 20-х годах он призывал: "Долой Шиллера!" А в 1946 году в статье "Советская литература и великие традиции классиков" выражено убеждение, что в великих произведениях искусства прошлого всегда жило романтическое начало, определяя их заражающую и возвышающую читателей силу. Коренные перемены в жизни впервые в истории мировой литературы привели к органическому слиянию ее реалистического и романтического начал, и это подымает реализм на новую, более высокую ступень. Под таким углом зрения Фадеев в ряде своих работ рассматривает теорию социалистического реализма, историю мировой литературы, актуальнейшие задачи, стоящие перед советскими писателями - его современниками. По-новому осмысляется необходимость достижения того синтеза, охватывающего изображение "полноты" и "пестроты" действительности, о которой он писал в 30-х годах применительно к "Жизни Клима Самгина".

Фадеев был человеком увлекающимся и сам знал это. В 1947 году он заявил: "Если в одном слове объединить все мои размышления и поиски на протяжении истекших... лет, то они сведутся, в общем, к попыткам определить роль, значение и место романтизма в социалистическом реализме и собственном творчестве".

Да, правомерно говорить одновременно о теоретических вопросах и об особенностях индивидуальной писательской манеры. То и другое Фадеев никогда не разделял. Но и прямолинейное их отождествление было бы неверным.

Общетеоретические взгляды Фадеева связаны с его стремлением поднять значение революционной романтики, они обогатили эстетику социалистического реализма. Но в эти годы Фадеев склонен был абсолютизировать романтику, рассматривать ее как полноправное реализму "второе" начало современного передового искусства, равнозначное изображению светлых, положительных сторон жизни. Под реализмом же понималась не вся полнота изображения жизни, а преимущественно изображение отрицательных явлений. Как показала дискуссия тех лет, умозрительные трактовки этих понятий могли привести и приводили к весьма неточному пониманию реализма и романтизма, сводящему их либо к односторонне критической миссии (реализм), либо к одной лишь возвышающей (романтизм). Эту опасность Фадеев почувствовал. Готовя к печати сборник своих литературно-критических работ "За тридцать лет", он уточнил и прокомментировал ряд собственных высказываний. Он стал определять романтику как "художественное выражение или воплощение желаемого, должного, мечты художника". Романтическая форма, уточнял Фадеев, нужна и важна в многообразии форм социалистического реализма, являясь "одной из существенных сторон социалистического реализма".