Петру Великому покорствует Персида - [29]
Артемий Петрович краснел, бледнел, потел. Язык словно бы закостенел и не повиновался ему. Он начал было оправдываться — после долгого и неловкого молчания, но Пётр махнул рукой:
— По-первости прощаю, вижу — понял ты. Смекай: Астрахань должна оплотом всей кампании быть. Спрос с тебя будет великий. Обмысли всё до последнего брёвнышка. Потом доложишь.
Пётр ещё раз оглядел Артемия Петровича, одобрительно крякнул и сказал:
— Помню твои заслуги. Старайся, яко прежде старался, и получишь воздаяние по заслугам. Не по прошлым, а по нынешним, свежим. Есть у тебя возможность отлично послужить отечеству да и мне.
Помедлив и ещё раз оглядев Волынского, закончил:
— Вот что. Завтра буду по соседству с тобою, у Меншикова. Государыня созвала ассамблею некую. Явись в пристойном виде — и будешь представлен её величеству и придворным дамам. Там твой давнишний благодетель будет, Шафиров, опять же Толстой и иные знатные персоны.
И вдруг без перехода спросил:
— Ты, чаю, женат?
— Никак нет, государь. Не сподобился.
Пётр удивлённо крутнул головой:
— Ну и ну! Отчего же?
— Как-то всё недосуг было, ваше величество.
— Ишь ты, недосуг... Небось по бабам бегаешь?
Волынский смутился, краска бросилась ему в лицо.
— Признавайся. Я и сам до баб охочий.
— Грешен, государь.
— Мужик без бабы — что квашня без теста, — назидательно произнёс Пётр. — Опять же: смерть да жена Богом суждена. Глядишь, женим мы тебя тут. А теперь ступай да готовься.
Как на крыльях возвращался к себе Артемий Петрович. Отчего-то вспомнилось: милостив царь, да немилостив псарь. В голову лезла всякая чепуха, как бывает после сильного волнения.
Он пожалел, что первым делом по приезде не нанёс визит своему благодетелю Петру Павловичу Шафирову. Впрочем, было не можно: ждал государева зова, боялся отлучиться. Но теперь-то, теперь следовало срочно отправиться к нему. Кто, как не он, мог дать важные наставления и насчёт завтрашнего бала.
Артемий Петрович был порядком озадачен угрозой царя женить его. Правда, была в ней некая шутливость, но всё-таки... А вдруг и в самом деле женит? Артемий Петрович вовсе не собирался жениться, хотя в свои тридцать три года припоздал маленько. Люди в его года были уж давно обкручены. Женихом он считался завидным, верно, но в холостяках ему было совсем не худо, а ежели прямо сказать, то просто хорошо. Он чувствовал себя свободным от каких-либо обязательств, свободным во всех смыслах. А что касаемо женского пола, то в нём не было недостатка. Метрески[42] его были все простого звания, более из крепостных. И он их благодетельствовал.
Он приказал запрягать лёгкие санки — торопился. И вскоре был у ворот усадьбы Шафирова. Они были заперты. Пришлось долго стучать деревянным молотком, пока наконец калитка со скрипом отворилась и в образовавшуюся щель выглянул дворовый в овчинном тулупе:
— Кто таков? Чего надобно?
Узнав, что перед ним важная персона, он тотчас изменил тон на искательный:
— Сей момент доложу барину.
Ворота распахнулись, санки въехали во двор, наезженный и изрядно покрытый конскими яблоками, из чего Волынский заключил, что его благодетель весьма либерален со своей дворней.
Артемий Петрович передал вожжи конюшему. В прихожей с него сняли шубу, и он по узкой лестнице поднялся в апартаменты вице-канцлера. Шафиров уже катился ему навстречу. Он ещё больше располнел с момента их последней встречи и стал вполне шарообразен.
— Рад, рад, голубчик, видеть тебя благополучным, — возгласил он, раскрывая объятия и заключая в них Волынского. — Ведал о твоём приезде, но доклад государю прежде всех визитов. Слышал, слышал, да: хорошо тебя принял. Ты ноне яко центр будущей кампании, с тебя посему большой спрос будет. Приготовься. Государь требует дела, а государыня — лести. Подольстись к ней непременно: ты ведь зван на завтрашний бал?
— Зван, Пётр Павлович. И по сей причине в великое смущение введён.
— Отчего же так? Это, милый мой, честь: сам государь обязал.
— Да я-то ничего, я-то с превеликою радостью. Форма не соответствует.
— Ну, это, друг мой, совершеннейшие пустяки; для губернатора астраханского надлежащая форма сыщется.
— Ах, дражайший Пётр Павлович, иное меня смущает более всего: ведь государь, узнав, что я холост, возымел желание женить меня.
— На ком же?
— Откуда я знаю. Не смел спросить. Впрочем, может, это его величество изволил шутить.
— Нет, милейший: наш государь очень любит сочетать браком любезных ему людей. Стало быть, ты любезен. Поздравляю. Гордись и безропотно надевай хомут.
— Но я вовсе не хочу жениться! — с отчаянием выкрикнул Артемий Петрович.
— Попал ты яко кур в ощип, — покачал головой Шафиров. — Видно, чёрт дёргал тебя за язык, когда ты признался, что холост.
— Да я вовсе и не думал; государь сам осведомился. Не мог же я солгать.
— Бывает ложь во спасение, — назидательно заметил Шафиров. — Придумал бы что-нибудь; обручён-де уже, состоялась помолвка, переменялись кольцами...
