Петр Великий. Прощание с Московией - [2]

С наступлением сумерек, когда над кремлевскими башнями начинали парить ласточки, город запирался на ночь. Лавки загораживались тяжелыми ставнями, стражники с высоты крепостных стен оглядывали улицы, внизу непрошеных гостей подстерегали цепные псы. Добропорядочные горожане побаивались в эту пору выходить на улицу, где хозяйничали воры и нищие, норовившие под покровом ночи силой отобрать то, что им не удалось добыть попрошайничеством при свете дня. «Эти негодяи, – писал один австрийский путешественник, – встают где-нибудь за углом и запускают в головы прохожих кистенями, в чем достигли такого искусства, что смертельный удар редко минует жертву». Несколько убийств за ночь были в Москве делом обычным, и хотя цель этих преступлений почти всегда сводилась к простому грабежу, воры отличались такой свирепостью, что никто не осмеливался откликнуться на призывы о помощи. Запуганные горожане боялись даже выглянуть в дверь или в окно собственного дома и узнать, что творится на улице. По утрам стража привычно сносила подобранные на улицах трупы на пустырь в центре города, куда приходили родственники пропавших; неопознанные же тела в конце концов сваливали в общую могилу.

В семидесятые годы XVII века Москва была деревянной. Все жилища – от дворцов до лачуг – сооружались из бревен, но своеобразие архитектуры и великолепие резных, расписных украшений на окнах, крылечках, коньках крыш придавали постройкам удивительную красоту, неведомую бесстрастному камню европейских городов. Даже мостовые были из дерева. Московские улицы мостили бревнами и досками, но летом их покрывал толстый слой пыли, а в весенние оттепели и сентябрьские дожди они утопали в грязи, так что пройти по ним было нелегко. «Из-за осенних дождей улицы сделались непроезжими для повозок и лошадей, – жаловался православный иерарх, прибывший из Святой земли. – Мы не могли добраться от дома до рынка, потому что в грязи и глине можно было утонуть с головой. Цены на продукты очень возросли, так как стало невозможно ничего ввезти из окрестных деревень. Все жители, а больше всех мы сами, молили Господа, чтобы он поскорее послал морозы и земля застыла».

Понятно, что для выстроенной из дерева Москвы пожары были сущим бичом. Зимой, когда в каждом доме топились по-черному жаркие печи, и летом, когда от зноя дерево пересыхало, одной-единственной искры было довольно, чтобы вызвать катастрофу. Подхваченное ветром пламя перебрасывалось с одной крыши на другую, обращая в пепел улицу за улицей. В 1571, 1611, 1626 и 1671 годах огонь опустошал целые кварталы в центре города, оставляя за собой огромные черные пожарища. Такие крупные бедствия случались нечасто, но вообще москвичи привыкли видеть, как то тут, то там горит какой-нибудь дом, и пожарные поспешно сносят соседние постройки, чтобы огонь не пошел дальше.

Жители той, деревянной, Москвы всегда держали под рукой запасной лес на случай починки или новой постройки. Штабеля бревен громоздились между домами, а иногда их прятали на задворках или обносили загородками, чтобы уберечь от воров. На складах громадного дровяного рынка на окраине города хранились тысячи заготовок для бревенчатых домов любых размеров. Покупателю оставалось только указать, сколько он желает комнат и какой величины. Едва ли не за ночь все бревна, аккуратно пронумерованные, привозили к нему на двор, ставили сруб, законопачивали щели мхом, крыли крышу дранкой, и хозяин мог располагаться в новом доме. Однако самые толстые бревна берегли для другой цели. Их распиливали на куски длиной в шесть футов[2], выдалбливали углубление, делали крышки, и получались гробы, в которых и хоронили русских людей.

* * *

На 125-футовом холме у Москвы-реки высились над городом башни, купола и зубчатые стены Кремля. По-русски слово «кремль» означает «крепость»[3], и московский Кремль действительно представлял собой мощную цитадель. Две реки и глубокий ров, наполненный водой, омывали его могучие стены. Эти стены, толщиной от 12 до 16 футов, возвышавшиеся над водой на 65 футов, образовывали треугольники периметром в полторы мили; он опоясывал вершину холма и заключал в себе пространство в 69 акров[4]. Двадцать массивных сторожевых башен, каждая из которых была задумана как самостоятельная неприступная крепость, высились над стенами. Но неприступным Кремль не был: врагам случалось одолевать его защитников – лучников, копейщиков, а позже стрельцов и пушкарей – если не приступом, то измором. В том же XVII веке, в его начале, – Кремль пережил двухлетнюю осаду. По иронии судьбы, осаждали его русские, а обороняли поляки, поддерживавшие своего ставленника, Лжедмитрия, который временно занял русский престол. Когда Кремль наконец пал, русские казнили самозванца, сожгли его тело, зарядили пеплом пушку на кремлевском валу и выстрелили им в сторону Польши[5].

В обычное время в Кремле было два хозяина – один светский, а другой духовный: царь и патриарх. Оба жили в Кремле и правили оттуда каждый своим царством. Вокруг кремлевских площадей теснились правительственные учреждения, суды, казармы, пекарни, прачечные и конюшни. Тут же поблизости располагались дворцы, присутственные места, а также сорок с лишним церквей и часовен Русской православной церкви. В центре Кремля, на самой вершине холма, обрамляя широкую площадь, стояли четыре величественных здания – три собора и взметнувшаяся ввысь колокольня. И в те времена, и теперь именно здесь находится сердце России. Два из этих соборов, как и кремлевские стены и многие башни, построены итальянскими архитекторами.