Петр Великий. Деяния самодержца - [27]

* * *

Меры, принимавшиеся Петром для обеспечения безопасности России, включали осторожные попытки найти – в Гааге или в Вене – посредников для переговоров со Швецией. Но попытки эти не увенчались успехом. Андрей Матвеев, сын боярина Артамона Матвеева, был послан в Голландию в качестве личного представителя Петра. По прибытии он выяснил, что Вильгельма III и Генеральные штаты занимают совсем другие дела. Почти одновременно с битвой под Нарвой произошло наконец событие, которого со страхом ожидала вся Европа: Карлос II, король испанский, скончался, оставив свой трон Филиппу Анжуйскому, внуку Людовика XIV. Король-Солнце от имени внука принял наследство, и Европа стала готовиться к войне. Кроме того, Голландия не желала встревать между Швецией, с которой она была связана договором, и Россией, с которой вела доходную торговлю через Архангельск. Матвееву удалось лишь с помощью Витзена приобрести 15 000 мушкетов и отправить их в Россию.

В Вене инкогнито появился князь Петр Голицын и попросил аудиенции у императора. Его заставили ждать семь недель и приставили к нему в качестве переводчика говорившего по-русски иезуитского пастора Вульфа, чтобы всякий желающий мог с ним общаться. Но таковых находилось немного. «Никак не могу видеть министров, сколько ни ухаживаю за ними; все бегают от меня и не хотят говорить», – отчаявшись, доносил он в Россию Головину. Престиж России вследствие нарвского поражения пал так низко, что вице-канцлер граф Кауниц смеялся Голицыну в лицо, а французский и шведский посланники публично над ним потешались. Наконец Голицыну удалось предстать перед императором Леопольдом; тот принял его учтиво, но был поглощен подготовкой к великой войне за Испанское наследство и ничего конкретного не обещал. Голицын писал Головину: «Всяким способом надобно домогаться получить над неприятелем победу. Сохрани Боже, если нынешнее лето так пройдет… Непременно нужна нашему государю хоть малая виктория, которую бы его имя по-прежнему по всей Европе славилось. Тогда можно и мир заключить, а теперь войскам нашим и управлению войсковому только смеются».

Поскольку дипломатические акции Петра не увенчались успехом, он хотел удостовериться в постоянстве своего единственного союзника. Он договорился о свидании с Августом, которого не видел два с половиной года – со времени их первой встречи в Раве, когда король-курфюрст впервые предложил ему начать войну со Швецией. Теперь Август нервничал. Хотя его армия не была разбита, он оказался свидетелем быстрого и безжалостного разгрома своих союзников юным шведским королем. Пришлось задуматься: то ли продолжать войну, то ли договориться со шведами.

В феврале 1701 года Петр встретился с курфюрстом в Биржах (ныне Биржай), в той части Ливонии, которую контролировали саксонские войска. За десять дней переговоров, перемежавшихся банкетами и празднествами, два монарха вновь подтвердили свой союз. Петр заверил Августа, что, невзирая на поражение под Нарвой, Россия намерена продолжать войну. Август, как единственный участник коалиции, чьи войска не были разбиты, навязал Петру жесткие условия. Петр согласился с тем, что при разделе захваченных территорий Ливония и Эстония отойдут к Польше и только Ингрия достанется России. Петр также обещал, что русская пехота численностью от 15 000 до 20 000 человек будет участвовать в военных действиях в Ливонии под саксонским командованием; Россия же полностью возьмет на себя содержание этого войска. Кроме того, царь согласился выплачивать Августу военную субсидию в размере 10 0000 рублей в год в течение трех лет. Это было тяжкое бремя, и, чтобы добыть деньги, пришлось основательно поприжать купцов и монастыри. Но в борьбе против Швеции Петру был необходим хотя бы один союзник.

В ходе переговоров государи порой позволяли себе развлечься. Однажды они устроили между собой состязание в пушечной стрельбе по мишени в открытом поле. К досаде Петра, Август, не имевший опыта в артиллерийском деле, поразил мишень дважды, тогда как Петр не попал ни разу. На следующий день был устроен банкет, который затянулся за полночь. Поутру, когда Август крепко спал, Петр один пошел к мессе. Заметив его интерес к католическому богослужению, поляки стали намекать ему на возможность унии православной и католической церквей. Но Петр отвечал им: «Господь дал царям власть над народами; но над совестию людей властен один Христос, и соединение церквей может совершиться только с Божьей воли».

* * *

Победа под Нарвой опьянила Карла, и первое время, как и опасался Петр, он намеревался закрепить ее, вторгнувшись в Россию. Кое-кто из его советников утверждал, что он может без труда захватить Кремль, низложить Петра, посадить на царство Софью и подписать новый мирный договор, по которому шведской балтийской империи отойдут новые территории. Карл загорелся этой идеей. Магнус Стенбок несколько недель спустя после баталии писал: «Король ни о чем больше не думает, как только о войне; он уж больше не слушает чужих советов; он принимает такой вид, как будто сам Господь внушает ему, что он должен делать. Граф Пипер (первый министр короля) очень тем обеспокоен, поскольку важнейшие вопросы решаются безо всякой подготовки и вообще дела идут так, что я не рискну доверить это бумаге». А в декабре гвардейский офицер Карл Магнус Поссе писал домой в Швецию: «Несмотря на холод и голод, король еще не хочет отпустить нас на зимние квартиры. Думаю, что если у него останется только 800 человек, то он с ними вторгнется в Россию, не заботясь, чем будут солдаты питаться. Если кого-нибудь из наших убивают, его это нисколько не трогает».