Петр Машеров: падение вверх - [40]

А после этого, уже в который раз, Дарью Петровну вызвали на допрос. После допроса она вернулась «страшно избитая, на плечах было сплошное кровавое месиво, она еле стояла на ногах, но держалась мужественно».

О. Пронько пишет:

«Несмотря на такое тяжелое состояние, мама сразу сообщила свои ответы на вопросы палачей: „Что же они спрашивают о Петре? Он же ушел в Ушачи, может его уже нету в живых, а они спрашивают меня?“ А потом добавила: „Немцы бьют сильно, долго, но если выбьют первое слово, будут бить, пока не выбьют второе, а если выбьют второе, будут бить, пока не выбьют третье. Надо молчать“. Так, незаметно для других сидящих в камере (может и предателей подсаженных), мама учила подпольщиков, как вести себя на допросе».

Татьяна Симоненко утверждала, что этими советами Дарья Петровна спасла ей жизнь, и не только ей.

Ольга отмечает:

«Наша умная, смелая, мужественная мамочка ничего не сказала, никого не выдала. Она шла на смерть спокойная, гордая, с сознанием исполненного долга».

Наступили последние дни жизни узников: в 4 часа утра 9 сентября 1942 года первую из камеры вывели Дарью Петровну. Она шла спокойно, не показывая своих физических и душевных мук. За ней вывели Прасковью Яковлевну Дерюжину (мать троих детей — семи, пяти и трех лет). Собрав волю в кулак, женщины запели «Варшавянку».

Из других камер вызвали П. Я. Петровскую, Ф. Н. Масальскую, семью Езутовых (отца, мать и двух дочерей, младшей Глаше было всего тринадцать), М. Е. Тищенко. Все вышли в коридор, но там не было ни слез, ни просьбы о пощаде, там звучала «Варшавянка».

Всех вели по берегу озера. Немцы торопились покончить с узниками до рассвета, без свидетелей (но свидетели были). Перед расстрелом всех связали за руки колючей проволокой. Раздался залп — и в яму с мутной водой стали падать и мертвые, и живые…

Через несколько лет после войны Ольга ездила в Россоны. Ей показали тюрьму (красивый кирпичный дом помещика Гласко), где сидели в подвале подпольщики, тропинку вдоль озера, по которой шла в последний раз в жизни ее мать.

Однако вернемся к аресту Дарьи Петровны. Есть и другое достаточно детальное его описание. Дал его со слов самого Машерова писатель С. Аслезов в книге «Взрыв на рассвете», а затем оно продублировано в документальной повести Якутова[173]. Повторять его в подробностях смысла нет. Но на одном нюансе остановиться стоит. По этой версии, немцы провоцировали Дарью Ляховскую, предлагали отпустить ее домой и затем использовать в качестве наживки, чтобы арестовать Петра, который, несомненно, поспешит на встречу с матерью. В целом версии не расходятся. Но одна деталь настораживает. Ольга Пронько в своей книге несколько раз повторяет, что мать никого не выдала. И если изначально и мысли об обратном не возникает, то, чем чаще Ольга настаивает на невиновности, тем больше вопросов появляется. Давайте попытаемся все проанализировать.

В камере, куда втолкнули Татьяну Симоненко, было двое знакомых ей людей — Дарья Ляховская и Прасковья Дерюжина плюс десять-двенадцать незнакомцев. Отца, мать и старшую сестру Глаши Езутовой держали в соседней камере.

Если исходить из надписи на памятнике, на берегу россонского озера было расстреляно девять человек: Дарья Петровна, П. Я. Петровская (Фруза, жена Сергея Петровского), П. Я. Дерюжина, трое Езутовых — Савелий Иванович, Е. И. и Глаша Савельевна, Ф. И. Масальская (та самая, в доме которой прятался Машеров после первого ранения), А. С. Емельянова, М. Е. Тимощенко (в других источниках Тищенко).

Значит, как минимум четверо арестованных уцелели либо их расстреляли, но фамилии на памятнике не указаны. Это три партизанские связные: старшая дочь Езутовых (ее имени по неизвестной причине не называют), Татьяна Симоненко, Нина Шалаева (ее отправили в полоцкую тюрьму, но уже в октябре она вернулась в партизанский отряд Машерова) и бургомистр Россон Василий Рогач.

Два человека в списке арестованных вызывают особый интерес — Ф. И. Масальская и В. Рогач.

Среди родственников Масальской партизан не было. Но в ее доме, как вы помните, после ранения прятался Машеров. Иными словами, она была арестована и расстреляна именно за то, что укрывала раненного Петра. И здесь принципиален вопрос: кто мог об этом знать? Собственно Машеров. Знала дочь Масальской, под чьей кроватью прятался партизанский командир, но ее не было в списке арестованных. Мать Машерова. Любимая девушка Машерова Полина Галанова. Военнопленный врач Федиков, который помогал Петру по просьбе Полины. Сама старшая Масальская. Но не в ее же интересах было оговаривать саму себя. Тогда кто мог это сделать, кто был провокатором, кто выдал? Вопрос остается открытым. Не имея доступа к военным немецким архивам, на него невозможно ответить точно. Однако тень сомнения все же есть. И ложится эта тень благодаря стараниям дочери на Дарью Петровну. Возможно, ларчик открывается просто. Жителей в Россонах было не так уж много. И вычислить того, кто ушел в партизаны, не составляло особого труда. Тем более если этот кто-то сначала работал на немцев…

Весьма осведомленным человеком среди арестованных был бургомистр Василий Рогач. В списке расстрелянных на памятнике его имени нет. Дата смерти этого человека, к сожалению, мне не известна.