Петля - [55]

Что-то сегодня изменилось. Во мне. Где-то внутри лопнула какая-то пружина. Я еще не поняла, что именно произошло. Все же стоит прилечь и попробовать уснуть, даже под грохот музыки. После прикосновений Андрея я чувствовала слабость в ногах. Я не знала, что между нами происходит, но знала, насколько это опасно… как ходить около лезвий, спрятанных под его снегом, и однажды я изрежусь на кусочки, потому что после этой близости мне хотелось стать еще ближе. Меня не просто влекло, меня притягивало к нему с такой яростной силой, что, наверное, от столкновения я рассыплюсь на осколки, и самое невероятное — мне захотелось разбиться.

Сегодня мне хотелось получить больше. Намного больше, чем эти внезапные вспышки дикой страсти. Мне захотелось узнать, каким он может быть со своей женщиной… Умеет ли он любить? Смог бы полюбить когда-нибудь и меня? Наверное именно поэтому я переоделась и пошла к Андрею снова. Зачем? Я не знаю. Понятия не имею, но мне это было нужно. Что-то настоящее с ним. Не эфемерное, не завязанное на ненависти и перепалках. Он ведь может быть другим? Теперь я была уверена, что может. Я хочу знать, какой он настоящий.

Спустилась по лестнице… Музыка в доме все еще сотрясала стены, снизу доносились голоса и смех.

Я увидела полоску света из-под двери его кабинета, тяжело дыша подошла ближе, и замерла — она оказалась приоткрытой. Хотела постучать, но услышала голоса.

Андрей был не один… с женщиной. С Настей. Я сильно сжала руки в кулаки, глядя в проем двери — он сделал шаг к ней, а потом властно привлек к себе за затылок. Воронов стоял ко мне боком, его идеальный профиль четко выделялся на фоне светлой стены, и я не видела его лица, зато я прекрасно видела лицо женщины. Ее глаза лихорадочно блестели, а рот слегка приоткрылся.

Я смотрела и чувствовала, как сильно начинает биться сердце. Больно биться. Настолько больно, что у меня перехватило дыхание и начало жечь глаза, а я заставляла себя смотреть. Вот так, Лекса, смотри и запоминай. Пару минут назад с тобой, а потом… совершенно невозмутимо, с ней. Как будто так и надо. Потому что ты для него НИЧТО. И будешь никем всегда.

Я смотрела, как он содрал с нее платье, и как сжимал ее грудь. Даже через едкую соль слез мне было слишком хорошо все видно, я вросла в мраморный пол и чувствовала, как дрожит подбородок и лицо скривила болезненная гримаса.

Андрей надавил на плечи любовницы, заставляя опустится на колени, и она принялась лихорадочно расстегивать на нем брюки, дергая за ремень, задирая его рубашку.

Я вдруг поняла, что сжала руки в кулаки, и ногти царапают мне кожу до крови. На несколько мгновений закрыла глаза, чтобы не дать слезам покатиться по щекам, а когда открыла, увидела, как Настя ритмично двигает головой.

Внезапно я почувствовала непереносимый жар внизу живота вперемешку с яростной ненавистью к ним обоим. Пальцы Андрея сжали волосы женщины в кулак. Он запрокинул голову, и я видела его идеальный профиль, его приоткрытый рот и сильную шею. Ничего более завораживающего никогда в своей жизни не наблюдала. Как и ничего более отталкивающего и заставляющего от боли сильнее и сильнее стискивать пальцы. Он был красив, как дьявол. В этой грациозной похоти, охватившей его от бесстыдных ласк этой сучки, которая сжимала руками его бедра и жадно ублажала ртом.

Я судорожно глотнула воздух и вдруг поняла, что мне… нет… это не может быть правдой… мне захотелось оказаться на ее месте. Желание было острым, невероятно ярким и противоестественным. Чтобы вот эти красивые, властные руки сжимали мои волосы, и это я чувствовала его член у себя во рту. Его вкус.

От собственных мыслей зарделись щеки и замерло дыхание.

Я резко отвернулась и вжалась в стену, закрыв глаза. Как же я сейчас ненавидела их обоих и себя вместе с ними. А перед глазами все еще стоит эта проклятая картинка. Животная грация похоти, безжалостные пальцы, не дающие женщине увернуться, резкие толчки вперед, в глубину ее рта… Примесь грубости и жестокости, но той, кто терпела его натиск, это явно нравилось.

Я одновременно и возбудилась от увиденного и в то же время по щекам катились слезы. Меня он так не захотел, отправил к себе в очередной раз. Он не взял меня, не сделал ни малейших усилий, чтобы удержать и не… Черт… о чем я думаю? Разве я стала бы ублажать его, стоя на коленях? Лучше сдохнуть. Я же ненавижу его. Он омерзительный ублюдок, который держит меня в плену и унижает при любом удобном случае. Просто все дело в его красоте. Он, как породистый жеребец, невольно заставляет восхищаться своей яркой внешностью. И больше ничего. Я не люблю его на самом деле. Я не могу его любить. Он этого не достоин. Ничего не достоин получать от меня. Пусть трахает свою Настю. Кто она ему? Да плевать, кто. Для него в самый раз.

Я снова посмотрела в дверной проем — Настя жадно хватала пальцами запястья Андрея, она ласкала мужчину с диким исступлением, всхлипывая, но не останавливаясь, извивалась в его руках от желания угодить, от того, что дарила наслаждение ему, и он позволил. Когда она смотрела на Андрея — в ее глазах блестело фанатичное безумие страсти. И я вдруг позавидовала ей. Она имеет право сейчас быть с ним. Говорить с ним просто так, стоять перед ним на коленях, брать в рот его плоть, отдаваться ему, когда он захочет, проводить время, звонить и смеяться вместе с ним, общаться с его дочерью, знать его привычки. А я… у меня никогда не будет ничего этого. Потому что ко мне относятся совершенно иначе. Я здесь временный трофей. Транзитный пассажир на тот промежуток времени, пока не выкупит отец. А потом от меня избавятся так же быстро, как от надоедливого насекомого. Одним щелчком пальцев. Раз — и нет. Я больше не могла на это смотреть. Не могла находиться здесь ни секунды. Иллюзии остались за дверью этого кабинета. Я медленно пошла к себе, натыкаясь на стены и чувствуя, как по щекам и подбородку катятся слезы. Вытерла ладонью. Это правильно. Хорошо, что я все увидела и поняла. Нужно думать, как выбраться из этой западни, а не о том, каковы на вкус поцелуи ненавистного Воронова. Я Александра Нармузинова, я дочь его врага, и так останется навсегда. Граф никогда не изменит своего отношения ко мне. Возможно он даже специально разыгрывал страсть передо мной, чтобы насолить отцу, чтобы унизить меня еще больше и получить удовольствие. Разве это не победа, когда дочь твоего врага влюблена в тебя и умоляет о ласках, готова стоять на коленях, как последняя шлюха? Это больше, чем победа — это настоящий триумф.