Петля - [17]

Люба так стремительно поворачивается ко мне, словно я ее ударил. На лице ее проступают красные пятна.

— Вы что?.. — губы ее дрожат. — Вы что говорите?.. Как вы смеете… так говорить?..

— Почему же вы так себя ведете? — продолжаю наступать я. — Почему не хотите отвечать на мои вопросы? Почему вы не хотите ничего вспомнить? Вы что, не понимаете, как это сейчас для нас важно?

— Да, да, — говорит Люба, словно просыпаясь, и проводит рукой по лбу. — Вы правы. Я постараюсь… Но это все так ужасно, так неожиданно…

— Тем не менее возьмите же себя в руки, — говорю я сердито. — Неужели вы такая слабая? И еще одно поймите: нам дорога каждая минута. У нас такая работа.

— Ну хорошо… — через силу говорит Люба и до боли закусывает губу. — Спрашивайте. Ну, что же вы?..

— Вспомните ваш последний разговор с Верой.

Люба снова отводит взгляд в сторону окна и, хмурясь, некоторое время молчит, потом медленно начинает говорить:

— Вера сказала, что завтра поедет за путевкой… что это большая удача… что напишет мне, как приедет… что… Ах, да! Что она все-таки перейдет на другую работу, что ей трудно на этой…

— Кем Вера работала?

— Секретарем у нашего зама.

— У товарища Меншутина?

— Да.

— Как его зовут?

— Станислав Христофорович. Вон его кабинет, — Люба указывает рукой. — Раз, два, три, четыре… пятая дверь налево.

— Спасибо. Ну, а что еще Вера говорила в тот раз?

— Еще?.. Что же еще?.. — Люба старается сосредоточиться. — А-а, вспомнила. Вечером она собиралась позвонить сестре в Подольск. Проститься. Заехать к ней она уже не успевала. Потом… потом что-то постирать собиралась в дорогу, что-то починить. Она одно платьице купила, оказалось длинно, а так как на нее сшито.

Вот это уже существенно. Выходит, вечерняя прогулка и встреча не были запланированы заранее. Значит, тот человек неожиданно зашел за Верой или вызвал ее по телефону. И Вера очень заторопилась. Она не успела поесть, не успела даже выложить из сумочки документы и деньги. Да, скорей всего, это было так.

— Скажите, Люба, а что за человек была Вера? Только постарайтесь быть объективной, хорошо?

Девушка снова поворачивается ко мне и горячо говорит:

— Знаете, я сама над этим часто задумывалась. Вера была чудесным человеком, просто чудесным. Она совершенно не умела лгать, ну, совершенно, представляете? И в то же время… она была не то что скрытной, а… ну, как вам сказать?.. не болтунья, в общем. Ей, например, можно было доверить любой секрет, понимаете? Тут у нее был какой-то… прямо мужской характер. Твердый, понимаете? И еще она была ужасно верным другом. Она готова была чем угодно поделиться, все отдать, если надо. Такой подруги, если хотите знать, у меня больше никогда не будет, никогда…

У Любы начинает дрожать подбородок.

— А у нее был кто-нибудь? Она собиралась замуж?

— По-моему, кто-то у нее был. Но она мне ничего об этом не рассказывала. Ну, ни словечка.

— Он москвич?

— Я же вам говорю, ничего не знаю. Я вот ей про все рассказывала. А ее спрошу… Она только махнет рукой, и все. «А, Любаша, не стоит об этом». Но знаете что? Замуж, по-моему, она не собиралась. Так мне кажется.

— А где вы с ней бывали? — спрашиваю я. — В каких компаниях?

— Знаете, ни в каких. Я ее ну никак не могла никуда вытащить. Так, в театр ходили, в кино. Дома болтали, чай пили.

— А кто еще с вами бывал?

— Ну, иногда мои знакомые.

— И никто не пытался за Верой ухаживать?

— Ой, что вы! Еще как пытались. Только Вера какой-то равнодушной оставалась. А это сразу мужчина чувствует. И реагирует. Верно?

— Да, конечно, реагирует, — невольно усмехаюсь я.

— Поэтому я и догадалась, что у нее кто-то есть. Раз такая она к ним ко всем равнодушная.

Люба оказывается очень непосредственной и искренней девушкой и, видимо, действительно любила Веру. Впрочем, Вера это, кажется, вполне заслуживала. Но характер у нее был сложнее, чем у подружки. И мне надо его понять. Только тогда можно будет понять и поступки, а может быть, и угадать их.

— Скажите, — снова спрашиваю я Любу, — а с кем Вера еще дружила, кроме вас?

— С Катей, — убежденно отвечает Люба. — Это ее школьная подруга. Очень славная девушка.

Однако ни фамилии, ни телефона этой Кати она не знает. С ней Люба встречалась лишь у Веры, и то не часто.

— Последний вопрос, — говорю я. — Вы не знаете, почему Вера хотела уйти с этой работы?

Люба пожимает плечами.

— Ей было трудно, тут вечная беготня.

— Она вам это говорила?

— Ой, что вы! Но я это прекрасно понимала. Я сама одно время работала секретарем.

— Ну, как сама Вера объясняла вам, почему она хочет уйти с этой работы?

— Как? Вот что устала, что… ну, так конкретно она больше ничего не говорила.

Люба немножко растеряна.

— А вы не знаете, — снова спрашиваю я, — как к ней ваш начальник относился?

— Станислав Христофорович? Он вообще очень деловой, справедливый, выдержанный, и все его уважают.

Люба оглядывается. Мимо нас снуют люди.

— И Вера уважала?

— Наверное. Мы об этом с ней не говорили.

— Не ухаживал он за ней?

— Ой, что вы! Он же совсем пожилой, — Люба скромно опускает глаза. — Ему, наверное, пятьдесят лет. И у него семья.

Я невольно усмехаюсь.

— Всякое, знаете, бывает.

— Да, да. Конечно, бывает. — Люба оживляется. — Я тоже знаю такие случаи. Ей двадцать, а ему пятьдесят. И безумный роман. Прямо как Мария и Мазепа. Помните? — Она слабо улыбается. — Только тут ничего подобного не было. У любой нашей девочки спросите.