Петкана - [30]

Но наутро я не обнаружила ее у входа в пещеру.

Я несколько раз обошла вокруг одинокой скалы. Долго всматривалась в линию горизонта.

Сова не появлялась.

Когда я поняла, что сова уже не вернется, меня одновременно с легкой грустью, вызванной осознанием случившегося, объяло необыкновенное умиротворение. Я ощутила необычайную радость в сердце. Я знала: мой физический путь завершен. Эта пещера и есть тот дом, который приготовил для меня Господь.

Сова выполнила свой долг послушания Ангелу Божию. Теперь я должна была исполнить свое послушание Господу.

* * *

Не стало моей совы — явилась другая спутница. Она не слетела с небес. Но сошла на землю со спины верблюда. Однако она тоже была посланницей Божией. Я поняла это сразу, едва ее увидела.

Это произошло в первый же день моей жизни на новом месте.

Когда я, выйдя из пещеры, убедилась, что моя сова полетела дальше своей дорогой, первой моей мыслью стало поискать воду. Я знала, что где-то здесь должен быть источник, раз Бог назначил мне жить в этом месте.

Я не колеблясь выбрала направление, побуждаемая неким внутренним голосом, и, не раздумывая ни секунды, отправилась на поиски, будучи заранее уверена, что они непременно увенчаются успехом.

Души, устремленные к Богу, удостаиваются время от времени подобной милости. Этого ни с чем не сравнимого мгновения полного единства с Создателем, Которому ведомо абсолютно все.

Я не ошиблась. Действительно — в часе ходьбы от пещеры — был небольшой источник с удивительно чистой и свежей водой. Он находился в тени трех высоких финиковых пальм, словно был заведомо отмечен знаком Пресвятой Троицы.

Я смыла с рук и горячего лица песчаную пыль и медленными глотками стала утолять жажду. Когда же напилась, присела отдохнуть в тени деревьев, прислонившись спиной к одному из могучих стволов. Мысленно я благодарила Бога за Его очередную милость.

Вот тогда-то я ее и увидела. Она шла прямо ко мне. Ее сопровождал мужчина, который вел в поводу двух красивых верблюдов, украшенных роскошными попонами и сбруей.

Она была еще девочка. Взгляд ее был чист, а улыбка искренна и открыта. Она подошла ко мне, радостная, как будто встретила кого-то, кого ждала уже давно. Так, как будет подходить еще много раз втечение долгих лет... Сейчас, разжав свою ладошку, она протягивала мне какую-то восточную сладость, наполовину растаявшую в ее руке.

Мужчина, подошедший вместе с ней, был ее отец. Он часто ходил с караванами на запад, встречал на Святой земле и купцов, и паломников с моей родины и потому знал наш язык. Таких, как он, в его племени было еще несколько человек. Однако проще всего мне было общаться с его дочкой Зейнебой. С ней мы понимали друг друга практически без слов. Ибо ей был знаком язык сердца.

На следующий день она разыскала меня в пещере. Когда я вышла, то увидела ее, почтительно и терпеливо дожидавшуюся меня, сидя на корточках в тени своего верблюда. Она принесла мне несколько хлебов и платье. Хлеб в виде тонких лепешек имел совсем иной вкус, чем тот, что мне приходилось есть раньше. Платье же было черного цвета, какие носят женщины пустыни.

«Я сшила его для тебя, — сказала она, — и теперь всегда буду замешивать для тебя тесто».

И она шила мне одежду и пекла хлебы. Приносила их мне раз в несколько месяцев — всякий раз тогда, когда у меня уже не было никакой другой пищи. Ибо запасы фиников заканчивались. А в выжженной пустыне в иную пору нельзя было встретить ни травинки, ни листика.

Я принимала ее дары, ни на минуту не сомневаясь, что это дары Того, Кто всегда знает, что необходимо каждому из Его чад.

Я знала, что нам заповедано Господом не уповать ни на кого, кроме Бога, но знала и то, что заботу обо мне поручил ей Сам Господь. Заботливость ее не ослабела и не уменьшилась с годами, несмотря на то, что она к тому времени уже стала женщиной и приняла на свои плечи бремя трудов, обычных для каждой дочери пустыни.

«Маленький мой совенок!» — называла ее я. Но только про себя. Чтобы не рассказывать ей о той первой сове. Ибо каждая из них представляла собой отдельную тайну Ангела Господня.

Зейнеба была как зеркало. И как песчаные часы, по которым я отсчитывала время. Она была и моей новой молитвой. Прибавившейся к тем, прежним, что я принесла с собой из Царьграда. Каждое утро и каждый вечер я особо молилась о ней. Потом — за нее и за ее мужа. Затем — раз за разом — прибавляла имена ее сыновей и дочерей. А потом — и внуков. Когда же частью моей молитвы стали имена ее правнуков, произошла та великая перемена в моей жизни. Господь еще раз послал ко мне Своего вестника.

* * *

Пустыня — то место, где происходит наиболее полная встреча человека с самим собой, со всем человеческим и Божественным, обитающим в нас. Но и с демонскими силами — тоже. Теми, что угрожают нам извне. А также с теми, что годами отравляют наше естество изнутри, а мы даже не задумываемся об этом и часто не догадываемся о их существовании, пока они себя сами не обнаружат.

Господь наш Иисус Христос провел в пустыне сорок дней. Я же, грешная и недостойная раба Господня, вынуждена была омывать слезами покаяния свои грехи и бороться с нечистым духом целых сорок лет.