Петербургский рубеж - [15]

Кто-то из них хотел власти неограниченной, как у монарха, кто-то хотел барышей, а в некоторых просто кипел либерал-радикализмом. Ники своей политикой, внутренней и внешней, довел общество до такого состояния, что все хотели перемен, и никто не подал ему руку помощи. А противников и прямых врагов у него было хоть отбавляй. В оправдание ему можно отметить, что в истории государства Российского еще не было императора, на которого сваливалось сразу столько проблем. Хотя бы гемофилия у единственного сына чего стоит. Я думаю, Ники согрешил, когда выбрал себе неподходящую пару и умолял отца, уже лежащего на смертном ложе, благословить этот брак.

Потом случились Ходынка, Кровавое воскресенье, Цусима, эта инспирированная англичанами война с Германией… Кровью людей, пришедших приветствовать его, своего императора, началось царствование Ники — и закончилось оно реками крови в Гражданскую войну. Воистину Николай заслуживает прозвище Кровавого.

И что самое главное, из текста моих же мемуаров следует, что я несколько раз предупреждал Ники, но на свою беду он меня не послушал. Самое обидное в том, что новая мировая война, которая начнется в 1939 году, ровно через четверть века после начала первой, показала другой пример построения государства. Сталинский СССР, вооруженный «самым передовым и прогрессивным учением», подвергшийся вероломному нападению, несмотря на страшную силу, обрушившуюся на него, в итоге наголову разбил германскую военную машину. Сперва, правда, пришлось отступать до самой Волги, но зато потом русский солдат дошел до Берлина и Вены. И не говорите мне про помощь союзников, не надо меня смешить. В таком деле, как и во время войны 1812 года с Наполеоном, важны единство русского народа и вера в святость своего дела.

Сын грузинского сапожника Джугашвили сумел собрать из обломков Российской империи такое государство, которое по праву можно было бы назвать сверхдержавой. Это была Красная империя во главе с Красным императором. И ужасный конец той великой страны всё больше укрепляет меня в моих монархических убеждениях. Если бы Горец мог бы оставить страну своему сыну, не было бы тогда такого хаоса и сменяющих друг друга дилетантов на троне.

А сейчас, когда появится возможность, надо будет обязательно встретиться с молодым Джугашвили и поговорить с ним. Идея совместить положительные элементы Российской империи и сталинского СССР всё больше овладевает моим умом. Без этого России не выстоять против всего западного мира, стремящегося не просто ограничить ее рост, но поделить на части, выкроить из нее для себя куски пожирнее. От объединения Европы против нас пока спасает лишь перманентный, тлеющий уже четвертый десяток лет конфликт между Францией и Германией.

Но всё хорошее однажды кончается. Или Германия разгромит и расчленит Францию, или союзники по Антанте и САСШ сумеют разгромить Германию. И как в Версале после Первой мировой войны, они заложат бомбу, которая громыхнет через тридцать лет. Но в любом случае, как только в Европе появится неоспоримый гегемон, она дружно отправится походом против нас. И мы, Романовы, должны быть готовы к этому. Необходимо помнить об угрозе, исходящей с запада, и все наши дела должны быть направлены на предотвращение и отражение этой угрозы.

Вот в салон-вагон заходит Ольга, глаза заплаканные. Опять, наверное, смотрела какой-нибудь душещипательный фильм с трагическим концом. Ага, и Михаил вместе с ней, придерживает сестру под руку, значит, смотрели вместе, и что-то военное. Наш будущий «военный гений» мелодрамы про любовь на дух не переносит, просто убегает. А вот военные фильмы может смотреть часами. Есть в них нечто, что завораживает мужчин. Окошко в другой мир, яростный и беспощадный, ведущий борьбу не на жизнь, а на смерть. У Михаила вид, напротив, решительный — изменился мальчик за эти четыре дня, повзрослел.

— Доброе утро, Сандро, — звякнув шашкой, Михаил присел за мой столик. — Что такой невеселый? Мы ехали, ехали и наконец почти доехали. Уже через сутки будем в Порт-Артуре, а там уже и до Кореи недалеко. Я вот что подумал. Интересно, а почему Ники вслед за нами адмирала Макарова не послал, как в тот раз? Неужто на Алексеева надеется?

— Больше на Ларионова, — ответил я, отодвигая от себя чашечку кофе и делая стюарду знак, чтобы принес еще — мне и Михаилу с Ольгой. — Пойми, Миша, Ники совершенно прав. Тут на Дальнем Востоке управятся и без Макарова. А вот если англичане полезут к Петербургу, то в Кронштадте Макаров будет как раз на своем месте.

Михаил удивился:

— Ты полагаешь, англичане влезут в эту войну?

— Влезут или нет — это как Ники себя поведет, — ответил я. — Для того и армию перебрасывают не в Маньчжурию, как в тот раз, а в Туркестан. В Маньчжурии трудами адмирала Ларионова и его соратников нашим солдатикам уже и делать-то нечего. А из Туркестана рукой подать как до Персии, так и до Индии. Для того и Макаров на Балтике — встретить британские броненосцы на дальних подступах к столице, например в Датских проливах. Если Ники заручится еще и поддержкой кайзера Вильгельма, что почти неизбежно, то русско-германо-датский флот сумеет не пропустить бриттов в Балтику. Фон Тирпиц — это еще тот рыжий черт, и стоит нашего Макарова.