Петербург. История и современность - [77]

Шрифт
Интервал

Заседания Общества проходили первоначально в бывшем доме Мятлевых (Исаакиевская пл., 9/2), а также в Музее города в Аничковом дворце.

В 1920-х годах Анциферов подготовил и опубликовал свыше 40 работ.[344] Наиболее известные из них – «Душа Петербурга» и «Петербург Достоевского» – вышли в свет соответственно в 1922 и 1923 годах в издательстве «Брокгауз – Ефрон», которое с 1889 года размещалось в доме 6 по Прачечному переулку.[345] Сотрудничество Анциферова с этим издательством началось еще до революции, когда он получил заказ написать несколько статей для «Нового энциклопедического словаря». Статьи, к сожалению, не были опубликованы, так как после выхода в 1916 году 29-го тома издание прекратилось.

Краеведческое движение, как и многие другие живые начинания того времени, было раздавлено в конце 1920-х годов. Среди жертв борьбы с «вредительством на историческом фронте» оказался и Анциферов.

Впервые его арестовали в 1925 году и без предъявления обвинения выслали в Сибирь, но вскоре освободили благодаря хлопотам друзей. В декабре 1928 года были арестованы А. А. Мейер, К. А. Половцева и другие участники кружка «Воскресенье». «На Вербной неделе (в апреле 1929 года. – А. М.) я получил приглашение явиться в ГПУ на Гороховую. Перед явкой, простясь с семьей, я заехал к И. М. Гревсу. <…> После допроса я был арестован и отправлен в Дом предварительного заключения (ДПЗ), где я был заключен по 3-му разряду в камеру № 22».[346] Анциферов упоминает здесь здание Петербургского градоначальства (Гороховая ул., 2), где с декабря 1917 г. находилась ВЧК, а затем (до постройки «Большого дома» на Литейном пр., 4) – Ленинградское ОГПУ. Местом его заключения стал ДПЗ на Шпалерной ул., 25, следственная «образцовая» тюрьма, построенная в 1871–1875 годах по проекту архитектора К. Я. Маевского.

Постановлением Коллегии ОГПУ от 22 июля 1929 года приговорен по статье 58/11 к трем годам лагерей. Срок начал отбывать в знаменитых Соловецких лагерях особого назначения, где едва не был расстрелян по внутрилагерному делу. Там же настигла его весть о смерти жены от туберкулеза – дети осиротели. Летом 1930 года Анциферова этапировали из Соловков в Ленинград для нового следствия по делу Академии наук.[347] «Судьба привела меня в ту же камеру № 22, в которой я сидел по делу „Воскресенья“. Я был поражен возросшей теснотой в камере. Надеяться получить койку было невозможно».[348] В 1931 году подследственного дважды переводили из ДПЗ в «Кресты» (Арсенальная наб., 7). Анциферов вспоминает о встрече в начале 1950-х годов с профессором Б. М. Энгельгардтом: «Он сказал, немного смущаясь: „Мне хотелось проверить одну догадку. Я сидел в ДПЗ в одиночке и там прочел надпись:

Смерть и время царят на Земле, —
Ты владыками их не зови;
Все, кружась, исчезает во мгле,
Неподвижно лишь солнце любви.
(В. С. Соловьев)

„Эту запись сделали Вы?“ – „Да, я“. И немного позднее, в 1956 г. в Дубултах, один филолог спросил меня о том же. В то время, когда он сидел в „Крестах“, ему сказали, что всех заинтересовала надпись, сделанная на окне Анциферовым. Это были те же слова».[349]

Со сроком, увеличенным до 5 лет, Анциферова отправили на строительство Беломоро-Балтийского канала. «По зачетам» ему удалось выйти из Белбалтлага летом 1933 года. «Возвращаясь после долгих и страшных лет разлуки в день моего рождения 12 августа 1933 года, посетив первым делом кладбище (Смоленское кладбище, где покоились бабушка, жена и дети Анциферова. – А. М.), я со Светиком поднялся на 3-й этаж к Гревсам, как в отчий дом. <…> Отворил Иван Михайлович и обнял меня. И я тотчас вспомнил „Блудного сына“ Рембрандта».[350] Речь идет о квартире И. М. Гревса, который с 1924 года жил на 9-й линии В. О., 48, кв. 15.

«Пора в Детское Село, в мой дом. <…> Меня устроили в бывшей детской. Выступавшая печь разделяла ее на две половины. В одной стояла тогда кровать Светика, в другой – Танюшина».[351] Мать Николая Павловича умерла в марте 1933 года, так и не дождавшись возвращения сына из лагеря. Детей опекала сестра покойной жены – Анна Николаевна Оберучева.

Как и в былые времена, вокруг Анциферова стали собираться люди, возникли новые общественные начинания. По совету друзей, опасавшихся нового ареста, в 1934 году он перебрался в Москву, где ему нашлась работа в Коммунальном музее (ныне – Музей истории и реконструкции Москвы). В том же году его второй женой стала София Александровна Гарелина, с которой он был знаком с начала 1920-х годов. «Так началась моя московская жизнь».[352]

Этот, заключительный период биографии Анциферова, включающий работу над книгами «Вокруг Герцена» и «Летопись жизни и творчества А. И. Герцена» для издательства «Academia», новый арест осенью 1937-го, Бутырскую и Таганскую тюрьмы, этап на Дальний Восток, освобождение из лагеря и возвращение в Москву в конце 1939 года, многолетнюю службу в Государственном литературном музее, работу над воспоминаниями, начатую в уссурийском лагере еще в декабре 1938 года и прерванную смертью в Москве 2 сентября 1958 года, – тема отдельного исследования, которое впереди.

Питирим Сорокин в Петербурге-Петрограде


Рекомендуем почитать
Освобождение Донбасса

Небольшая книга об освобождении Донецкой области от немецко-фашистских захватчиков. О наступательной операции войск Юго-Западного и Южного фронтов, о прорыве Миус-фронта.


Струги Красные: прошлое и настоящее

В Новгородских писцовых книгах 1498 г. впервые упоминается деревня Струги, которая дала название административному центру Струго-Красненского района Псковской области — посёлку городского типа Струги Красные. В то время существовала и деревня Холохино. В середине XIX в. основана железнодорожная станция Белая. В книге рассказывается об истории этих населённых пунктов от эпохи средневековья до нашего времени. Данное издание будет познавательно всем интересующимся историей родного края.


Хроники жизни сибиряка Петра Ступина

У каждого из нас есть пожилые родственники или знакомые, которые могут многое рассказать о прожитой жизни. И, наверное, некоторые из них иногда это делают. Но, к сожалению, лишь очень редко люди оставляют в письменной форме свои воспоминания о виденном и пережитом, безвозвратно уходящем в прошлое. Большинство носителей исторической информации в силу разнообразных обстоятельств даже и не пытается этого делать. Мы же зачастую просто забываем и не успеваем их об этом попросить.


Великий торговый путь от Петербурга до Пекина

Клиффорд Фауст, профессор университета Северной Каролины, всесторонне освещает историю установления торговых и дипломатических отношений двух великих империй после подписания Кяхтинского договора. Автор рассказывает, как действовали государственные монополии, какие товары считались стратегическими и как разрешение частной торговли повлияло на развитие Восточной Сибири и экономику государства в целом. Профессор Фауст отмечает, что русские торговцы обладали не только дальновидностью и деловой смёткой, но и знали особый подход, учитывающий национальные черты характера восточного человека, что, в необычайно сложных условиях ведения дел, позволяло неизменно получать прибыль и поддерживать дипломатические отношения как с коренным населением приграничья, так и с официальными властями Поднебесной.


Астраханское ханство

Эта книга — первое в мировой науке монографическое исследование истории Астраханского ханства (1502–1556) — одного из государств, образовавшихся вследствие распада Золотой Орды. В результате всестороннего анализа русских, восточных (арабских, тюркских, персидских) и западных источников обоснована дата образования ханства, предложена хронология правления астраханских ханов. Особое внимание уделено истории взаимоотношений Астраханского ханства с Московским государством и Османской империей, рассказано о культуре ханства, экономике и социальном строе.


Время кометы. 1918: Мир совершает прорыв

Яркой вспышкой кометы оказывается 1918 год для дальнейшей истории человечества. Одиннадцатое ноября 1918 года — не только последний день мировой войны, швырнувшей в пропасть весь старый порядок. Этот день — воплощение зародившихся надежд на лучшую жизнь. Вспыхнули новые возможности и новые мечты, и, подобно хвосту кометы, тянется за ними вереница картин и лиц. В книге известного немецкого историка Даниэля Шёнпфлуга (род. 1969) этот уникальный исторический момент воплощается в череде реальных судеб: Вирджиния Вулф, Гарри С.