Петербург, 1895 год - [19]

Сегодня у меня выходной день. При моей сумасшедшей профессии выходные выпадают по какому-то рулеточному принципу. Совершенно невозможно ничего планировать. Но мне это почему-то даже нравится. Я и не люблю ничего планировать заранее. А люблю я проснуться когда получится, закурить сигарету, и думать: пойти мне сегодня пить пиво к Тимми или отправиться в «Прерию», чтобы съесть жареное «седло бизона» с острым, пахнущим дымом соусом и выпить «огненной воды». Подумав об этом, я сразу же вскочил с постели и побежал в душ.

Все благие намерения, которые я вынашивал целую неделю, полетели к чертям собачьим, как только я вспомнил про бизонье мясо и «огненную воду». А ведь я ждал выходного, чтобы поработать над своим романом…

Я начал писать роман шесть лет тому назад, и за все эти годы написал какую-то жалкую сотню килобайт. Всегда что-то отвлекало — девочки, сабантуйчики, футбол… Долгое время я никому не показывал написанного. Лишь недавно я решил почитать это вслух Линде. После первых же двух фраз она ядовито воскликнула: «Ишь, размечтался!» и недобро рассмеялась, а у меня сразу пропало желание читать дальше. Роман начинался так: «Меня зовут Л.Л. Мне 30 лет.» Вероятно, я действительно пишу так медленно, что мой роман уже устарел. Но не в этом дело…

Мой отец, сколько я его помню, всегда тянул инженерную лямку на большом и грязном электротехническом заводе на севере Нью-Джерси. В юности я больше всего боялся, что и мне судьба уготовила такую же унылую долю. Поэтому, несмотря на протесты отца, я выбрал стезю свободного (как мне тогда казалось) художника — журналистику.

Довольно быстро я понял, что моя «свободная» профессия отнюдь не свободна от мелкой политичности, грязной лжи, вынужденного раболепия — одним словом, от всего того, что мне казалось противным в профессии моего отца. И тогда мне вдруг захотелось стать писателем. Причем непрофессиональным! Профессиональный писатель обычно вынужден писать плохие книги ради заработка. Мне же просто хотелось все свое свободное время проводить в стране своих грез, в обществе созданных мною образов…

Хотелось, но не получалось. Свободное время я проводил где угодно — у Тимми и в «Салониках», в «Ритмах Марса» и в ночном клубе на 42-ой, в «Прерии» и в «Сиракузах» — но только не за письменным столом перед компьютером…

Я вышел на улицу. Здесь все было по-прежнему — серпы, молоты, лозунги на стенах, листовки на асфальте. «Париж покрылся баррикадами!» — вспомнилась мне фраза из школьного учебника истории. Но пока было тихо.

До «Прерии» мне надо было пройти всего три квартала. На ближайшем углу толстый, чернявый спагетти уже разложил на длинном столе «шанелевские» сумочки, шляпки с эмблемой «Мадам Бовари» и прочие объекты вожделения восточноевропейских особей женского рода. Последние не заставили себя долго ждать, и, расталкивая друг дружку, уже рылись во всей этой куче ворованного хлама.

На следующем углу двое нищих трясли стаканами. Я высыпал всю свою мелочь — около трех долларов — слепому черному парню и отдал бумажный доллар старому спившемуся caucasian'у.

Стоял самый разгар ланча, и надеяться на отдельный столик в «Прерии» было столь же бессмысленно, как ждать второго пришествия. Мне еще повезло, что удалось заполучить мое любимое местечко — за вишневым столиком на две персоны в самом темном углу зала.

За этим же столиком уже томился в ожидании официанта седовласый, румяный caucasian лет пятидесяти. При моем появлении он сразу оживился и протянул мне свою визитную карточку. Я взглянул: «Д-р Дюран, профессор кафедры философии, Нью-Йоркский университет».

— А вы — мистер Левистер, не так ли? Не удивляйтесь! — попросил профессор, но я уже успел удивиться. — Просто у меня отличная память на лица, а ваше маленькое фото я вижу почти ежедневно на страницах «Hudson News».

Действительно, подумал я, удивляться тут нечему. Разве лишь тому, что меня раньше никто никогда так вот не узнавал.

— Вы бывали здесь ранее, м-р Левистер?.. О, в таком случае вы знаете, что следует заказывать… Седло бизона?.. М-м… А это не будет слишком сухо?.. Нет? Отлично, обожаю сочное мясо… А что на гарнир?.. Фасоль? Неужели?.. Мм… Ну ладно попробуем. И зеленый салат, конечно?!. А чем вы обычно запиваете?.. Огненная вода??? Это сколько же процентов алкоголя?.. Семьдесят пять!? А с чем вы это смешиваете?.. Пьете так?! Честное слово, м-р Левистер, будь вы белый, я бы решил, что у вас русские предки! В этом вопросе я, с вашего позволения, пойду своим путем и закажу себе красного вина.

Д-р Дюран трещал без умолку. Инструктаж по поводу заказа давал вроде бы я, но говорил все время он. Наверняка он был отличным лектором в своем университете!

Коротконогая, страшненькая официантка быстро принесла нам салаты и выпивку. Бросив оценивающий взгляд на ее удаляющуюся задницу, профессор бодро провозгласил:

— Жизнь прекрасна! Я знаю, что это звучит ужасно банально, но давайте выпьем за это, м-р Левистер.

Мы выпили. Профессор пил итальянское вино удивительно красивого рубинового цвета, я же врезал себе по мозгам рюмочкой «огненной воды» — оглушающего и дерущего горло фирменного напитка ресторана «Прерия».