Пьесы - [12]

Егорушкин молча жмет руку Ведеркину.

Я сейчас на минуту домой заскочу, переоденусь. Может, от Агаты телеграмма есть… И обратно в полк. Сегодня-то уж вряд ли работа будет — туман сел… Ну, да ведь немец теперь и в туман летает…

Е г о р у ш к и н. А Иванчук? Как он?

В е д е р к и н. Иванчук-то? Нет, Иванчук готов. В залив упал, водой покрылся.

Е г о р у ш к и н. Погиб?! Иванчук погиб.

В е д е р к и н. Да, Петя… А вы чего делаете тут?

Е г о р у ш к и н. В прятки играем. То я на комод прыгну, то она.

В е д е р к и н. Это что, игра такая?

Е г о р у ш к и н. Игра… Ты сам по себе пришел или тебя прислал кто?

В е д е р к и н. Кто прислал?

Е г о р у ш к и н. Полковник.

В е д е р к и н (неуверенно). Нет-нет… Полковник о тебе слышать не может. «Аферист, пользуется своей инвалидностью». Ты бы поговорил с ним, повинился, он отойдет… Скажешь — осознал до конца.

Егорушкин молчит. Отошел к печке, сел в кресло, смотрит на огонь.

(Обиделся.) Как знаешь!

С а ш е н ь к а (тихонько манит). Ведеркин!

В е д е р к и н (подходит к кровати). Ну?

С а ш е н ь к а (тихо, чтоб не слышал Егорушкин). Как там она?

В е д е р к и н. Ждет…

С а ш е н ь к а (тихо). Скажите, чтоб возвращалась домой. Пора уже…

Е г о р у ш к и н (напевает). «Ой, туманы мои, растуманы…».

В е д е р к и н (тихо, Сашеньке). Между прочим, полковник вам просил передать, что сегодня вечером он свободен. Придет к гостинице «Арктика» в десять часов, принесет вам зажигалку. Хочет поговорить с… (Показывает глазами на Егорушкина.)

С а ш е н ь к а. Ладно. А этот ваш Валя Сергеев не появлялся? Где он работает, что вы о нем знаете, скажите мне все, Ведеркин.

В е д е р к и н. Ничего я о нем не знаю, вот и все.

С а ш е н ь к а. Он темная личность?

В е д е р к и н. Нет, не думаю. (Повернулся к Егорушкину.) Ну, в последний раз, Петр Сергеич… Говорить о тебе с полковником?

Егорушкин молчит.

Как знаешь! (Идет к двери, останавливается.) А я думал, ты порадуешься за меня, дружок все-таки, ученик… А ты… Ну ладно, пока! (Уходит.)

Егорушкин смотрит ему вслед.

С а ш е н ь к а. Зачем ты укрыл капкан?

Егорушкин не слышит.

Ведеркин обиделся, не надо было… так…

Егорушкин не слышит.

Папа!

Е г о р у ш к и н (как от сна). Что, что ты сказала мне?

С а ш е н ь к а. Супу хочешь? Расскажи сказку, а то я заснула… и не слышала про свата Наума.

Е г о р у ш к и н. Нет… Я тебе на гитаре сыграю… Когда был женихом, все Анастасии песню эту пел… (Снимает со стены гитару, настраивает. Поет.)

Сашенька отвернулась к стене. Плачет она или спит?!

«Мой голос для тебя и ласковый и томной

Тревожит позднее молчанье ночи темной…».

С а ш е н ь к а. Слышишь, как собака воет на улице?

Е г о р у ш к и н. Это не собака, это морская сирена… Путь кораблям в тумане указывает, как в порт пройти. (Поет.)

«У ложа моего печальная свеча

Горит…».

Е г о р у ш к и н  допел. Сашенька спит. Он тихонько отходит от нее, вешает гитару, ставит в угол костыль и, осторожно ступая, делает несколько шагов без костыля — учится ходить. Смотрит на Сашеньку — спит ли, не притворяется, не видит ли… Вот он уже миновал стол, приближается к креслу. Сашенька застонала во сне. Егорушкин потерял равновесие, ухватился за спинку кресла, чуть не упал, но не упал, пошел дальше. Добрался до капкана, снял с него шинель, написал какую-то записку и, повесив ее на капкан, стал одеваться. Погасил свет. Снова взял костыль. Уходит.

Сашенька ворочается на постели.

С а ш е н ь к а (бормочет сквозь сон). Какие сны… Сват Наум, мама. Ведеркин почему-то… Какие-то собаки… (Опять засыпает.)

Дрова в печке догорели, в комнате абсолютно темно. В дверь стучат. Сашенька спит, не слышит!. Скрипнула дверь, загорелся карманный фонарик. Кто его держит — не видно. Фонарик движется от двери к кровати. Луч фонаря падает на спящую.

Ж е н с к и й  г о л о с. Сашенька!

С а ш е н ь к а. А сейчас Агата снится…

Луч фонарика шарит по стене, находит выключатель. Фонарик приближается к нему, зажигается свет. У выключателя стоит  А г а т а  В е д е р к и н а. На ней длинная, с чужого плеча шуба, узенькие, дудочкой, брюки английского офицера, огромные — сорок второй номер — желтые ботинки с толстыми подошвами, шоферские с раструбами рукавицы и меховая шапка с гербом торгового флота. От яркого света Сашенька проснулась, приподнялась на кровати, смотрит на Агату и не узнает ее. Потом громко вскрикивает.

С а ш е н ь к а. А-га-а-фон!

А г а т а (жалобно). Меня торпедировали…

Сашенька начинает смеяться. Агата тоже. Сашенька громко, не в силах сдержать себя, хохочет. Агата ей вторит. Они смеются с самозабвением, хохочут до слез, обнимаются, целуются и снова смеются, глядя друг на друга; вытирая слезы, обессиленные смехом, они садятся на кровать.

С а ш е н ь к а. Опять?!

А г а т а. Опять…

С а ш е н ь к а. Когда?

А г а т а. Позапозапозавчера…

С а ш е н ь к а. Кошмар?

А г а т а. Типичный.

Новый взрыв смеха.

С а ш е н ь к а (сразу серьезно). Вы не простужены?

А г а т а. Нет. На этот раз я не была в воде. Только весь костюм припал. И мамина юбка тоже. К чертям! Все облито нефтью, вымазано маслом. Я снова бедна, как корабельная крыса.

С а ш е н ь к а. Супу хотите? (Встает с постели.)