Пьесы - [18]

И р и н а. Да, сегодня в нашей Атомной комиссии было довольно жарко. Мы так спорили с американскими экспертами во главе с Грейвудом, что даже забыли о регламенте.

Б е р г. Ну, если даже Грейвуд забыл о регламенте, значит, спор был горячий.

И р и н а. Вы знаете, этот Грейвуд — страшный казуист. Преамбулы, оговорки, примечания, параграфы — и все для того, чтобы утопить предложения о запрете атомного оружия…

Б е р г. Да, он оказался совсем иным… Пейте чай, фру Ирина…

И р и н а. Благодарю… (Берет чашку чаю.) А здесь хорошо — океан, природа…

Е л е н а. Вам нравится Америка, фру Ирина?

И р и н а. Как вам сказать? Мне многое нравится в Америке, и прежде всего — ее народ… И меня возмущает здесь все, что портит жизнь этому народу… и угрожает счастью многих других народов, Елена…

Б е р г. Америка… Я многим обязан Америке. Здесь создали отличные условия для моих исследований. Америке нельзя отказать в размахе. Знаете, только в моей лаборатории работают…

И р и н а. Одну минуту. Я должна вас просить, профессор…

Б е р г. Да?

И р и н а. Не будем касаться своей работы. Ни вашей, ни моей.

Б е р г. Почему? Ведь мы оба физики. Ядерники. Разве нам нечем поделиться друг с другом?

И р и н а. Настанет время — я верю в это, — когда ученые не будут иметь секретов друг от друга. Но пока… Пока я хочу, чтобы никто не посмел усомниться в чистоте нашей дружбы, дружбы через океан… Кроме того, я здесь не только физик, но и один из советских экспертов Атомной комиссии Объединенных Наций. И мало ли кто и как захочет использовать самую невинную, дружескую беседу двух ученых? Одним словом, я вас очень прошу!

Б е р г. Хорошо… (После паузы.) Как сложен мир, фру Ирина…

И р и н а. Да, не прост…

Б е р г. Я привык быть откровенным с вами. Знаете, я ничего не могу понять в международной обстановке. Россия утверждает, что американский империализм хочет завладеть миром и готовит новую войну. Америка обвиняет Россию в красном империализме. Ученые должны секретничать друг с другом. А Грейвуд, узнав, что вы будете у меня, предупреждал, что советская пропаганда — это гипноз…

И р и н а (улыбаясь). А разве вы не замечаете, что я вас гипнотизирую?

Б е р г. Пока я только заметил, что вы хотите сделать из меня материалиста. Но тут я твердо обороняюсь… Правда, у вас могучий союзник…

И р и н а. Кто?

Б е р г. Ленин. Его книга, которую вы мне подарили. Признаюсь, я частенько возвращаюсь к ней. И меня больше всего поражает как физика его гениальное предвидение неисчерпаемости свойств электрона. То, к чему мы подходим лишь теперь, Ленин предсказал почти сорок лет назад. Кто мог думать, что электрон имеет множество свойств, что он может исчезать и вновь возрождаться, что он имеет магнитный момент, что он одновременно и волна и частица?

И р и н а. И кто знает, сколько еще новых свойств будет открыто в нем!

Б е р г. Вот я и спрашиваю, как мог Ленин, даже не будучи физиком, предвидеть это задолго до наших дней?

И р и н а. Ленин сумел это сделать потому, что пользовался единственно верным философским методом — материалистической диалектикой… Тем самым методом, который вы всю жизнь пытаетесь опровергнуть словами, но подтверждаете своими работами.

Б е р г. Почему вы так хотите убедить меня в этом?

И р и н а. Я хочу только одного. Чтобы крупный ученый сознательно шел верным путем. И чтобы его талант служил интересам человечества, а не его врагам…

Пауза. Берг молчит.

На гробнице великого Ньютона в Лондоне начертано: «Да поздравят себя смертные с тем, что существовало такое, и столь великое, украшение рода человеческого». Я хочу и желаю вам только одного, мой дорогой друг! Чтобы потомки вспоминали ваше имя с благодарностью, а не с проклятием…

Берг молчит, опустив голову.

Простите меня за резкость, профессор, но настоящая дружба иногда требует резкости.

Доносится шум машин, подъехавших к дому.

Б е р г. Елена, посмотри, кто это там.

Е л е н а (заглянув в стеклянную дверь террасы). Профессор Грейвуд с целой компанией. И какие-то фотографы…

Б е р г. Фотографы? В чем дело?

В этот момент на террасе появляется  Г р е й в у д. За ним — еще  ч е л о в е к  п я т ь, из которых двое с фотоаппаратами.

Г р е й в у д. Дорогой профессор Берг, не сердитесь за это вторжение — я сам в данном случае жертва прессы…

Б е р г. Здравствуйте, господа. С кем имею честь?

Г р е й в у д. Сейчас объясню. Эти джентльмены — корреспонденты самых крупных журналов и газет. Им необходимо немедленно получить интервью у вас и госпожи Прохоровой. И я взял на себя смелость их сопровождать…

Б е р г. Садитесь, господа.

П е р в ы й  ж у р н а л и с т. Редакция газеты «Нью-Йорк таймс» поручила мне задать вопрос вам, профессор Берг.

Б е р г. Именно?

П е р в ы й  ж у р н а л и с т. Английский адмирал Диккенс — внук известного писателя — выступил со статьей, в которой пишет, что применение атомных бомб в Хиросиме и Нагасаки было вызвано не военной необходимостью, а стремлением запугать мир атомной бомбой. Каково ваше мнение по этому вопросу?

Б е р г. Я тоже считаю, что в этом не было военной необходимости. Скажу больше — считаю, что это факт позорный, которого не простит история. Что же касается второй части вопроса, то я хочу надеяться, что мистер Диккенс, хотя и носит адмиральскую форму, может лишь негодовать по поводу чудовищного стремления запугать мир атомной бомбой. Во всяком случае, именно так реагировал бы на это его знаменитый дед.