Пьесы для чтения - [24]

Шрифт
Интервал

Почему ты никогда не рассказывал мне о своей маме, отец? Не хотел меня расстраивать, да? Какой она была?.. Расскажи… Нос у нее был… какой?.. Тонкий, прямой?.. Глаза как у тебя — карие?.. Волосы вились? Она была высокая женщина?.. По ночам ее мучил сухой кашель, и в комнате пахло лавровишней? Нет? Ты помнишь колыбельную, которую она тебе пела? Ты мог уснуть лишь после того, как она поцелует тебя в лоб и поправит на тебе одеяло?.. Она ходила за молоком? Поливала цветы? Собирала бруснику?.. Пекла тебе оладьи и варила овсяный кисель?.. Когда ты наступил на гвоздь, она промыла рану, помазала йодом и прежде, чем перебинтовать, долго дула, чтоб не было больно? А потом сказала: ничего, ничего, до свадьбы доживет?.. Так или нет?.. До какой свадьбы, папа? Какая свадьба? На ком?.. Где моя — моя! — мама?.. Видишь, как получается: по отцовской линии, получается, у меня была бабушка, а материнской линии не было вообще. Это чудо или недоразумение? Только не говори, что я все усложняю. Вот оно, вот. Что есть то и есть. Я, знаешь, иногда шевелю извилинами. Ты боялся, что останусь неучем? А я даже очень, даже очень продвинут. Я много читал, папа. Ты удивлен? Да, я такой. Знаешь, был философ, звали его Кьеркегор… Ужасная фамилия. Словно ты чурбан, тебя надкололи и вставили в трещину клин, и теперь по этому клину… обухом… «Кьер!.. ке!.. гор!..» (Его передернуло. Берет себя в руки. В руке появился топор.) В остальном хороший философ, с головой. Он писал об ответственности художника. Он писал, что каждый художник должен родить отца. В смысле, каждый художник обязан воссоздать предшественника. (Срывает покрывало с предмета.)


Перед нами частично обтесанный столб. На нем углем нарисованы контуры человека.


Ты готов? Ты и сегодня готов? (Куклам.) Отвернитесь. Черт! Неужели вы не можете отвернуться? Неужели это так трудно?


Куклы молчат.


(Столбу.) Я должен тебя вырубить, отец. В смысле из дерева. Ты не можешь у меня не получиться, ты просто обязан получиться. Вырубить тебя это мой сыновий долг. Ты получишься у меня, вот увидишь. Ты вырубишься. Ну, пожалуйста, папа, я тебя очень прошу, получайся, выходи, вырубайся. (Бьет топором.) Я не Раскольников. Я другой. Я не Раскольников. Я другой. Я не Раскольников. Я другой. Я не Раскольников. Я другой. Я не Раскольников. Я другой.


Замолчал.


(Куклам.) Смотрите? Но не видите. (Всем.) Никто не должен видеть! Никто!


Пауза.


Рука… затекла… онемела.


Поставил топор у стены.


А иногда хочется стать поленом. Не каким-то особым поленом, которое, будучи поленом, живет предвкушением воплощения… радуется, дергается, хихикает… не говорящим и даже не мыслящим поленом, а просто поленом. Быть поленом — это быть? Или не быть? Лежать со всеми в одной поленнице… Так ведь сожгут.


Пауза.


Что стало с нашей Прекрасной страной, папа? Мы ведь жили в Прекрасной стране. Небо над нами было просторным, воздух был прозрачен и чист. Птицы на деревьях вили гнезда, в полях стрекотали кузнечики. Каждый из нас умел смастерить скворечник, каждый знал, что такое календарь природы!.. Мы любили в гости ходить друг к другу и не боялись принимать гостей. Часто рассказывали смешные истории. Если спорили, никто не брызгал слюной. Дурные слова считали дурными. Никто не обижал ближнего — ни землемеры, ни газовщики, ни регистраторы… Ни распространители квитанций, ни контролеры в трамваях!.. А как было прекрасно ехать на поезде! Колеса стучали словно пели песню. Когда приближался встречный состав, машинист подавал гудок, мы бросались к окнам и громко кричали в открытые окна: урааааааааа!.. А оттуда — в ответ: …привееееет!.. А сколько песен мы знали, сколько стихов!.. Даже я… я, который… Когда наша страна сделалась Прекрасной страной, они стали сами запоминаться наизусть, песни, стихи. А теперь я не могу вспомнить ни одной строчки… Мы знали, чем «плохо» отличается от «хорошо». Детям не разрешали играть со спичками!.. Играть на фортепьяно — по самоучителю — я! — едва не научился сам!.. Правда, у нас не было фортепьяно… Ты не поверишь, папа, я умею пользоваться логарифмической линейкой! По правде сказать, это не многим сложнее, чем считать на счетах. Помнишь, у нас были счеты? Я в детстве любил играть деревянными костяшками и кататься на счетах по полу. Как они громыхали! А потом мы подарили эти счеты жене завхоза Дворца Культуры работников деревоперерабатывающей промышленности. Вечерами она ходила по костяшкам голыми ступнями, делала себе массаж, говорила, что это очень полезно. В зоопарке сами собой плодились медведи. А у слона не было диабета. Помнишь печенье «Му-му»? А конфеты «Золотой ключик»? Помнишь, когда ты уходил на пенсию, тебе подарили чайный сервиз «Счастливый Конгресс Молодежи»? Ты учил меня работать с деревом. Помнишь, ты говорил, что, когда вырезаешь зверюшку… корову там или ослика… или верблюда… а уж тем более, если вырезаешь из дерева человечка, надо обязательно с ним разговаривать. Я не забыл. Тогда мне казалось, у меня золотые руки, а теперь я вижу, что руки-крюки. Они не слушаются меня, они как будто не мои… Раньше нашу Прекрасную страну окружали и моря, и горы, и леса, а теперь я даже не знаю, что нас окружает.


Еще от автора Сергей Анатольевич Носов
Член общества, или Голодное время

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Дайте мне обезьяну

Новый роман известного петербургского прозаика Сергея Носова «Дайте мне обезьяну» — гротескная хроника провинциальной предвыборной кампании. В книгу также вошли пьесы для чтения «Джон Леннон, отец» и «Берендей», три новеллы.


Фигурные скобки

Прозаика и драматурга Сергея Носова не интересуют звоны военной меди, переселения народов и пышущие жаром преисподни трещины, раскалывающие тектонические плиты истории. Носов — писатель тихий. Предметом его интереса были и остаются «мелкие формы жизни» — частный человек со всеми его несуразностями: пустыми обидами, забавными фобиями и чепуховыми предрассудками. Таков и роман «Фигурные скобки», повествующий об учредительном съезде иллюзионистов, именующих себя микромагами. Каскад блистательной нелепицы, пронзительная экзистенциальная грусть, столкновение пустейших амбиций и внезапная немота смерти — смешанные в идеальной пропорции, ингредиенты эти дают точнейший слепок действительности.


Аутентичность

Сергей Носов родился в 1957 году в Ленинграде. Окончил Ленинградский институт авиационного приборостроения и Литературный институт им. А.М. Горького. Прозаик, драматург. Отмечен премией журнала «Октябрь» (2000), премией «Национальный бестселлер» (2015). Финалист премий «Большая книга» и «Русский Букер». Живет в Санкт-Петербурге.


Тайная жизнь петербургских памятников

Необычная книга о «тайной жизни» памятников, несомненно, спровоцирует петербургского читателя на дополнительные прогулки по городу, а не петербургского – на посещение Петербурга. Написана она другом и доброжелателем памятников писателем Сергеем Носовым. Сравнить ее можно разве что с увлекательными книгами о животных, в среде которых подолгу живет исследователь.4-е издание.


Книга о Петербурге

УДК 97(47) ББК 63.3(2-2Санкт-Петербург) Н 84 В книге использованы фотографии автора и материалы фотобанка Getty Images: © Getty Images.com/traveler1116 © Getty Images.com/duncan1890 © Getty Images.com/ZU_09 © Getty Images.com/Bellanatella © Getty Images.com/ideabug © Getty Images.com/ilbusca © Getty Images.com/marvod © Getty Images.com/NataliaBarashkova © Getty Images.com/Nastasic © Getty Images.com/zoom-zoom © Getty Images.com/Vitaly Miromanov © Getty Images.com/Hngyldyzdktr © Getty Images.com/Powerofforever © Getty Images.com/Grafi ssimo Оформление обложки Вадима Пожидаева Издание подготовлено при участии издательства «Азбука». Носов С. Книга о Петербурге / Сергей Носов.