Пьесы - [3]
Юлиус Фучик
Ю л и у с Ф у ч и к — известный чешский писатель-коммунист, член подпольного ЦК компартии.
Г у с т и н а Ф у ч и к о в а — его жена.
М и́ р е к }
Л и д а П л а х а } — связные Фучика в подполье.
З д е́ н е к В е́ н ч у р а — подпольщик, рабочий.
Й о з е ф Е л и н е к — хозяин явочной квартиры, трамвайщик.
М а р и я Е л и н к о в а — его жена.
А н н а К л е м е н т с — чертежница на авиазаводе.
Й о́ з е ф П е́ ш е к — учитель, директор школы.
И р ж и — шахтер.
Р и́ ш а н е к }
П а́ т о ч к а }
Г о́ р а } — конструкторы на авиазаводе «Юнкерс».
А д о л ь ф К о́ л и н с к и й — чех, надзиратель в тюрьме гестапо в Панкраце.
С к о́ р ж е п а — чех, политзаключенный, коридорный в тюрьме.
И р а с е к — продавец газет.
Б э м — комиссар антикоммунистического отдела гестапо в Праге.
Ф р и д р и х — следователь того же отдела.
К а р л — агент гестапо.
К а п р а л }
С о л д а т } — стражники из «четырехсотки» во дворце Печека.
В и л л и — стражник в тюрьме.
Ш т у м п ф — директор авиазавода «Юнкерс» }
В е й ц — шеф конструкторского бюро } — гитлеровцы.
К е л ь н е р ш а в ресторане.
З а к л ю ч е н н ы е в «четырехсотке», г е с т а п о в ц ы, у л и ч н ы е м у з ы к а н т ы, п у б л и к а в ресторане, п р о х о ж и е.
Действие происходит в оккупированной гитлеровцами Праге в 1941—1943 гг.
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
Укромный уголок городского парка в Праге — Петршин. В воздухе уже чувствуется весна. Сухо. Кое-где видна прошлогодняя трава, но деревья еще стоят голые. В просветах между деревьями видны смутные очертания Праги, остроконечные шпили замков, крутые крыши. Весь пейзаж затянут легкой дымкой.
Впереди — идущая по диагонали дорожка с несколькими садовыми скамьями. Слева, на переднем плане, — красивая статуя, справа на скамье с книгой в руках сидит Г у с т а. Но книга не занимает ее, она поглядывает на часы. Появляется Ю л и у с Ф у ч и к. У него напускной фланирующий вид. В руках папка для нот.
Г у с т а. Юльча!
Ф у ч и к. Ты уже тут, Густинка?
Г у с т а (делает порывистое движение к нему, любовно смотрит на мужа). Юльча, мой родной! Этой морщинки у тебя в прошлый раз не было… И этой тоже… Но взгляд, взгляд все тот же, веселый, лукавый, твой!
Ф у ч и к. А это оттого, что я вижу тебя, моя девочка.
Г у с т а. Видеться раз в неделю или в месяц, всегда украдкой, и даже не сметь обнять мужа!..
Ф у ч и к. А кто же нам сегодня запретит? Кто? (Притянул Густу к себе). Но у тебя, Густинка, очень усталый вид… Как и прежде, дни и вечера за перепиской?
Г у с т а. Я счастлива, что хоть чем-нибудь помогаю тебе и сейчас.
Ф у ч и к. Жаль, что нельзя больше и сильнее любить, чем я люблю тебя!
Г у с т а. Ах, Юльча, я счастлива всегда, зная, что ты меня любишь и что мы всегда и во всем вместе. Днем все хорошо, днем я молодец. Но ночью… Ночью я часто лежу до рассвета, не смыкая глаз. Мне все кажется, что тебя… (Вытирает слезы). Все, все, больше не буду. Но ведь я иногда даже не знаю, поел ли ты сегодня, где спал и есть ли у тебя вообще подушка под головой.
Ф у ч и к (смеясь). Сомневаюсь, чтобы наместник Гитлера в Праге спал так же крепко и ел с таким же аппетитом, как я!
Г у с т а. Ты все шутишь. А вот вчера возле театра ты прошел, даже не кивнув мне. (С тревогой). У тебя опять появилась тень?
Ф у ч и к. Нет, на этот раз только показалось. Но я знал, что ты будешь волноваться, и поэтому попросил Мирека ускорить наше свидание.
Г у с т а. Родной мой!.. Мирек говорил, что и он должен прийти сюда.
Ф у ч и к. Да, через десять минут. Этот футляр для него. (Задумался, начал напевать популярную чешскую песню).
А ну-ка, вспомни, Густа, где я впервые тебе ее пропел?
Г у с т а. Постой, постой!.. Здесь, в этом парке? (Оглянувшись). Да?
Ф у ч и к (утвердительно кивает). Две недели перед тем вечером я трусил, а потом набрался храбрости и напрямик объявил, что ты будешь моей женой, словно твоего согласия и не требовалось! А ты…
Г у с т а. А я? Что я могла возразить? Ты был тогда, наверное, самым упрямым и веселым парнем в Праге! Упрямым во всем! Наверно, я тебя за это и полюбила.
Ф у ч и к. Наверно, наверно.
Густа вдруг засмеялась.
Что, вспомнила меня с метлой на пражских улицах?
Г у с т а. Нет, другое. Как ты служил в живой рекламе и, забыв, что на тебе макет карандаша, начал с кем-то на бульваре политический спор!
Ф у ч и к (смеясь). Был грех… А после этого меня выгнали из рекламы, и я, чтобы заплатить за лекции в университете, нанялся тренером в спортивный клуб.
Г у с т а. А оттуда тебя выставили за превращение спортивного клуба в политический.
Оба смеются, забыв на миг обо всем, что их окружает. Вдруг слышится духовой оркестр, играющий немецкий марш, и топот идущих солдат.
Ф у ч и к (словно проснувшись). Да, а теперь у нас эта чума… И всюду льется кровь.
Г у с т а. И опасность на каждом шагу подстерегает моего Фучика.
Ф у ч и к. Доктора Горака! Фучика сегодня нет. Только — Горак.
Г у с т а. Да, теперь ты доктор Горак. Они лишили нас даже наших имен. Всегда в чужом доме, под чужой фамилией… Вчера на одной квартире, завтра на другой, через неделю в другом конце Праги.