Песочные часы с кукушкой - [46]

Шварц с Жаком почти не бывали дома – все свободное от сна время они проводили на острове Св. Мартина, готовя запуск проекта «Бриарей». Им отгородили в ангаре комнату, назвали ее «штабом» и наводнили его толпами чиновников. Яков и тут проявил твердость – табличку сменили на «Бюро разработки», бумагомаратели испарились, и на их место пришли ученые. Наконец, дело сдвинулось с места.

Большая часть производств и фабрик Острова работали, сами того не зная, на Шварца. Многочисленные детали доставляли на паромах, по нововозведенному мосту, даже везли с континента. Химики, физики, инженеры – все они подчинялись Якову. Он, вроде бы, ничего особого не делал, чтобы заслужить их признание – ни с кем не панибраствовал, не заводил друзей, не рассыпал комплименты, и, однако, спустя всего неделю, ученые не мыслили себе проект «Бриарей» без Шварца, советовались с ним по всем важным вопросам, уважали и восхищались. Жак при нем был вроде, как он говорил, «тени отца Гамлета» – слушал, помогал, подсказывал, брал на себя неприятные Якову функции общения с чиновниками. Окончательно от них избавиться, естественно, не вышло – но изобретатель на это и не рассчитывал.

К Рождеству ангар оказался окружен высоким забором, в Бюро стоял гул голосов, обсуждавших двигатели, покрытие металла, поршневые системы; в самом ангаре рабочие собирали детали вместе, сооружая нечто на большой площадке посередине – и, Жак был уверен, никто их них и понятия не имел, что конкретно строится. Распространение информации о проекте всячески пресекалось, на выходе всех проверяли – не выносят ли чертежи, записи, – и слухи ходили самые противоречивые. Подводная лодка, эсминец, боевой дирижабль, даже – космический корабль для полета на Луну, или же – для путешествия в глубь Земли. Яков смеялся, поминая добрым словом Жюля Верна.

С Клюевым Яков почти не общался. Пара телефонных разговоров, случайная встреча у дома – Жак подозревал, что фабрикант подкараулил их специально, – вот и все. Времени на дружеские посиделки не хватало, хотя пару раз Шварц признался помощнику, что скучает по Клюеву.

– Он простой, спокойный и… человек как есть, без двойного дна. Иногда очень не хватает его прямых суждений. – Сказал Яков.

Они стояли в нижнем цеху, где работали станки – грохот стоял несусветный.

– Что!!? – Закричал Жак, вынимая затычки из ушей.

– Ничего, – махнул рукой Шварц.

Уже после католического Рождества, в канун Нового года, нагрянула инспекция в лице Председателя Совета и нескольких представителей. Ради них работу ненадолго приостановили, иначе разговаривать было бы невозможно.

Сэр Картрайт, с идеальной выправкой – словно генерал перед армией, – прохаживался между рядами станков, хмыкая в аккуратные усики. По выражению его лица понять было трудно, то ли он одобряет, то ли порицает то, что предстало его взору. Он задал несколько вопросов, в основном, организационного свойства, Шварц ответил. Закончив осмотр цехов, сэр Картрайт прошел в Бюро. Жак, задержавшись у хлипкой двери с табличкой, дал отмашку рабочим – можно расслабиться, выйти покурить.

Председатель сел на единственный свободный от бумаг и рулонов с чертежами стул, сложил руки в перчатках на набалдашнике трости, выполненном в виде фламинго.

– Ну что же, мистер Шварц, – сказал он, не смотря на Якова, а разглядывая развешанные всюду инструкции, заметки и схемы. – Вы оправдываете то впечатление, что у меня о вас сложилось, и, безусловно, достойны доверия наших общих друзей.

Шварц поклонился молча.

– Каковы ваши прогнозы насчет проекта? Когда мы будем готовы представить его в удовлетворительном виде?

– Не раньше марта, – твердо сказал Яков. – И то, при благоприятной погоде, без перебоев в поставках оборудования и при полной самоотверженности работающих здесь людей… впрочем, насчет последнего у меня нет ни малейшего сомнения. Все они люди увлеченные, талантливые и верные.

Вот насчет последнего Жак мог бы возразить, но не стал. Помимо того, что он служил для Якова неким буфером, когда изобретателя осаждали газетчики, пытающие прорваться через стену секретности, или служащие всеразличных министерств и ведомств, он тщательно следил, чтобы все ученые, принимавшие участие в проекте, были преданны только Шварцу и его делу, и ничему больше. Проще говоря, он выслеживал шпионов. И как раз буквально этим утром подозрение, зародившееся у него, оформилось в почти полную уверенность. Скользкий малый, мистер Финней – американец, инженер. Он присутствовал на этой встрече с Советом, стоял в углу, скромно потупившись. Но Жак таких, как этот Финней, на завтрак ел, и нюх его никогда еще не подводил.

– Март, значит. – Хмыкнул Картрайт. В тоне его слышалось сомнение и некий прозрачный посыл, означающий «февраль был бы предпочтительней».

– Март. – Не моргнув глазом, подтвердил Яков.

– Хорошо. – Председатель поднялся, кивнул «свите». – Отчет я жду, как всегда, в конце недели, мистер Шварц.

Спровадив инспекцию, вся проверочная деятельность которой, как выяснилось, состояла в проходе туда-сюда с важным видом, Жак подал сигнал Якову – мол, есть разговор. Доведя гостей до выхода, он раскланялся и, закрыв за ними дверь, махнул рукой бригадиру – можно начинать работать. Затем поднялся на несколько пролетов вверх, прошел по решетчатому полу третьего этажа – под ним снова заработали станки, забурлила работа, застучали молоты и зашипели сварочные дуги, создавая ощущение, будто внизу разверзся ад – и вышел через небольшую дверцу на крышу ангара. Ветер тут же вцепился в горло, глаза заслезились. Жак запахнул пальто и осторожно двинулся вдоль узкого балкона, который привел его на площадку – неустойчивую, казавшуюся хрупкой по сравнению с громадой здания. Перил у нее не было, так что Жак прислонился спиной к закругляющейся крыше ангара, холодной и твердой, и стал ждать Якова. Тот появился нескоро.