Песочные часы - [62]

CVI. «Три раза в день я произвожу суд над самим собой. Как отесывание и опиливание придают форму драгоценному камню, шлифовка и полировка придают ему блеск, так и человек должен стремиться посредством беспрерывного труда к красоте и внутреннему совершенству» (цитата из Конфуция, которую приводит Лю Шаоци на 32 странице своей книги).

CVII. Одиннадцатого февраля мы побили собственный рекорд: выехали из Хошимина в половине третьего ночи длинной колонной вездеходов в сопровождении усиленной, хорошо вооруженной охраны. Перед нами было 500 километров пути. Целью нашего путешествия был на этот раз кампучийский город Прейвенг, столица провинции того же названия, лежащий на восточном берегу Меконга.

Будем ли мы в Прейвенге знакомиться с новой жизнью?

Нет. Скорее наоборот. Там обнаружены новые массовые захоронения, мы их должны обязательно увидеть.

CVIII. Последние пятьдесят километров перед Прейвенгом были прямо-таки невыносимы. Вездеходы каждую минуту зарывались капотами в глубокие рытвины на шоссе, объезды тянулись многие километры по полному бездорожью, в тучах песка или в густых зарослях; задыхаясь и хрипя от напряжения, машины карабкались на сыпучие холмы, настолько отвесные, что подчас не помогало даже включение переднего, ведущего моста.

Поймы в среднем течении Меконга — это, по всей вероятности, самые дикие места Индокитая. Это плиоценовый пейзаж, это декорация к пьесе о каких-то доисторических катаклизмах. Купы бамбуковых деревьев посреди сумрачных коварных озер; песчаные холмы — и тут же душные испарения лугов, на которых растут лотос и водяной гиацинт; какие-то невообразимые овраги, расположенные ниже уровня прилегающих к ним топей и болот, величественные фиговые деревья, которые сплелись в вечном объятии с каучуковыми деревьями и пальмами. На каждом отрезке пути, за каждым поворотом эта шизофрения природы все больше усиливалась: появлялись рубиновые стены каких-то непонятных цветов, огромных, как кардинальские шляпы, мелькали фиолетовые полосы будлей, желтые пятна гелиотропа, бледно-зеленые скопища диких орхидей. Ручьи текли по пустыням, черные болота взбирались на горные стоки. Если где-то в этих поймах затаились полпотовцы и если они продержатся здесь в течение ближайшего сезона дождей, их придется искать еще десять лет. Нужно не меньше дивизии воздушной кавалерии на каждый квадратный километр этой местности, чтобы обнаружить их убежища. На дороге номер 15 мы не встретили ни одной живой души, ни одной крестьянской упряжки. Здесь жили только солнце, бабочки и птицы. Но мы не слышали и никаких выстрелов. Один только раз с очень далекого расстояния донесся звук огромного глухого взрыва продолжительностью в две-три секунды. Так взлетают на воздух крупные склады боеприпасов или цистерны с жидким топливом.

CIХ. Мы въехали в Прейвенг. Но вряд ли можно употреблять это название. Города вообще нет. Он не существует. Надо зачеркнуть его название на карте Индокитая и на карте мира. Двадцать две тысячи жителей Прейвенга уничтожены все до единого, по причинам, которые никому не известны. А сам город почти целиком поглотили джунгли.

СХ. Я возмутился, когда нам в дороге об этом рассказали. О преступлениях полпотовцев мне известно достаточно много, но должны же быть какие-то границы. Нельзя убить город до такой степени, чтобы его пришлось навсегда стереть с карты.

CXI–CXX

CXI. И все-таки это была правда. Прейвенга нет. Я никогда не видел домов, поглощенных столь жадно и беспощадно ошалевшей растительностью джунглей. Может быть, сказалась близость поймы Меконга с ее жарким, плодородным микроклиматом, может, полное отсутствие людей и животных в течение трех сезонов дождей, а может, какая-то мстительность оскорбленной природы… Это Иероним Босх и Теофиль Оцепка[43], «таможенник» Руссо[44] и Нико Пиросманишвили, сюрреалисты и пуантилисты[45] — все одновременно. Дверь, выломанная толстыми ветвями фигового дерева; дикий банан, растущий из окна второго этажа; стройные побеги бамбука на крыше трехэтажного дома; небольшой куст, похожий на драцену, разваливший на куски чугунную ограду вокруг богатой виллы; плоды хлебного дерева, гроздьями торчащие из окон автомашины; миллионы километров лиан, густой, жесткой сетью опутавшие целые кварталы еще белеющих домов; тротуары и мостовые, распаханные, раскореженные, смятые ползущими под ними корнями. Роща молодых палисандровых деревьев на террасах и лестницах какого-то дворца. Вьюнки аквамаринового цвета, оплетающие плотным слоем фонарный столб. Изумрудная трава, выросшая на виднеющейся сквозь окно ресторанной стойке. Наверное, ветер разносил по воздуху почву и зародыши растений, муссоны питали их водой, плодородный гумус поднимался вверх, влекомый прочно сплетенными и сбитыми корнями. Здесь снова был разыгран спектакль по сценарию Хоймара фон Дитфурта[46], свершились события из новой Книги Бытия, воцарился юрский период, кошмарное чудо творения. Еще немного — и на улицах Прейвенга появились бы покрытые чешуей тела огромных пресмыкающихся с крошечными мозгами, затем волосатые обезьяны, которым понадобится десять тысяч лет, чтобы изобрести огонь, и следующие десять тысяч, чтобы изобрести огнестрельное оружие, мелинит и напалм.