Песочное время - рассказы, повести, пьесы - [23]
Это было подобно удару без звука. Я тотчас забыл зал. Тонкий, но прочный луч выбегал из-под запертой двери на паркет балюстрады. Теперь он лежал у ног. Я не нашел его раньше из-за размеров зала. Я толкнул дверь. Она не поддалась. Я исправился и нажал ручку. Створки раздвинулись, свет хлынул в глаза, и я увидел людей в гостиной. Их было пять.
Опишу их. Именно им пришлось сыграть роль в событиях ночи, определив мою жизнь на час или два. Их разговор мне памятен. Проблемы сужают мир: именно оттого их так трудно решать. Но тут я как будто случайно забылся (или опомнился), развлеченный странностью обстоятельств. В душе я был рад тому, что больше не был один. Они вели спор.
Дама - единственная, как и д(лжно дамам - сидела на оттоманке, поджав ноги. Ее я разглядел позже всех. Мужчины, все в черном, как и я, говорили стоя. Впрочем, один из них при моем появлении сел: в пышное кресло с четой гарпий, державших на крыльях поручни. Оно могло бы вместить еще двух таких, как он. Он был худ, с пальцами скрипача. Кроме него, тут были: проворный карлик с хищным лицом (костюм сидел на нем дыбом); грузный добряк, чей взгляд под владычеством флегмы грозил сползти в сон; джентльмен с резким голосом, без особых примет, на вид старше и беспокойней других. Он-то и держал речь. Когда я вошел, он один взглянул на меня - но словно бы издали, мельком. Я услыхал:
- ...Дюркгейм. Вы, милый Карл, напрасно считаете, будто классики только скучны. Будь он здесь, он бы внес нотку скепсиса в наши прения и, клянусь вам, был бы прав.
- Не вижу, что тут возразить, - отозвался Карл: не карлик, как я решил по энерции, а тощий в кресле. - Но это может и Джуди, - он кивнул на ленивца. Тот смолчал.
- Не спорю, не спорю, - заспешил джентльмен (он как раз спорил). - Но посудите сами: к чему нам умножать сущности без нужды? Все происходит в рамках понятного. Больше того: в рамках разумного. Я обращусь к силе цифр. Их авторитет...
- Подмочен, - вставил карлик и разразился вдруг хохотом. Джентльмен укоризненно взглянул на него.
- Перестаньте, Сульт. Вы сами джокер и потому считаете, что цифры от дьявола, - сказал он.
- Как же я могу еще считать ? - спросил Сульт ехидно, нимало, однако, не обидевшись на странный намек.
- Не цепляйтесь к словам. Вы, между прочим, еще эгоист и вот почему вы здесь.
Карлик перестал улыбаться.
- Это свойство нашей породы, - сказал он. - Но я что-то не понял мысль. Почему я здесь?
Джентльмен вдохновился.
- Эгоизм есть не зло, как многие думают, - начал он, - но живая реальность. Ее нельзя заменить. В ней та правда уродства, которую видно в калеках - извините, Сульт, - но не видно порой у здоровых людей. Не всегда видно... Итак, я склонен считать, что Танатос основан на лжи. Вы следите, Карл?
Тот кивнул.
- Отлично. Так вот. Эгоизм может быть и прикрыт: заботой об обществе, страхом, искусством, деньгами. Но в основе это лишь поводы, причина же он. Он - большой палец руки; все прочие без него бессильны.
- Это, конечно, не ново, - сказал Карл. - Что касается хиромантии...
- Да. Да! - запальчиво перебил джентльмен. - Это именно старо! Ветхо! Я бы даже сказал - вечно. Больше того. Я уверен, что вся ошибка - заметьте, я признаю ошибку - кроется где-то здесь.
- Где же? - спросил Сульт.
Он шагнул к столу (посреди гостиной был большой стол с грудой яств, батареей бутылок и тем изяществом сервировки, которое выдает усердие женских рук) и взял грушу. Я прикрыл дверь, ожидая, что дальше. На меня не смотрели.
- Да, вот именно: где? - поддержал Карл. Скрутив ноги штопором, он взирал вверх капризно, как нищий принц.
- Пьер уже сочинил теорию, - раздался вдруг низкий контральто в углу. Женщина усмехнулась, встретив мой взгляд. Она была в чалме и шальварах восточного кроя. Узкие лодочки голых ступней (сидела она по-турецки) белели на фоне пурпурной ткани. Мне почему-то казалось прежде, что у ней не прикрыта грудь. Но нет, на груди был повязан платок, и бюстгальтер был нужен разве лишь гарпиям кресла.
Джентльмен осклабился.
- Глэдис права,- сказал он. - Но это не я сочинил: я сделал вывод. Город самоубийц - удивительно броская тема. Рекламы ее подхватили, опошлили и ославили. Но вот парадокс и факт: к нам едут все меньше и меньше. И едут, гм, совсем не за тем, за чем надо. Вот вы, - повернулся он вдруг ко мне. - Вы приехали, сударь, чтобы расстаться здесь с жизнью? Нет? Он строго свел брови.
- Нет. - Я слегка поклонился, сделав вперед шаг. - Я надеюсь, что здесь...
- Вы видите! - Пьер вскинул руку, словно конферансье на сцене. - Он надеется! Браво! Мы тоже надеемся. Мы вечно полны надежд. Мы питали надежду, что людям будет приятно кончать с собой здесь, без помех, не мешая другим. Безумие. Мы забыли про эгоизм. Но в нашем мире это - условие смерти так же, как жизни. Никто ничего не делает даром, просто так. И хорошо. Иначе бы мир сломался. Довольно взглянуть на обряд похорон.
- Смягчив ужас смерти, скрыв ее мрачный вид, венки умножают торжественность церемонии, - отчеканил карлик с серьезной миной. Глэдис прыснула. Пьер дернул плечом.
- Но ведь это ложь, - сказал он. - это та ложь, которая нужна живым. А мертвый - вот психология смерти! - он хочет правды. Он эгоист. Наш город действительно лишь венок. И он от него отказался...
Главная особенность Постнова в том, что он в отношении своих диковато-уютных фантазий безупречно стерилен: он, словно пузырек воздуха, помещенный в общую воду и оттуда, изнутри этого пузырька, рассказывающий о жизни, как она ему представляется.Андрей ЛевкинОлег Постнов — один из самых удивительных авторов, пишущих сегодня по-русски…Макс ФрайСреди самых шумных романов 2001 года, скорее всего, окажется и «Страх» Олега Постнова.Вячеслав Курицын.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Поцелуй Арлекина» – полный таинственных странностей роман, составленный из четырех циклов рассказов. От имени своего «старого доброго приятеля» Валерьяна Сомова автор описывает жизнь героя, с которым то и дело происходят невероятные события. Все начинается в Петербурге, странном пространстве, известном своей невероятной метафизикой, потом герой оказывается в тихой малороссийской деревне, современной Диканьке, по-прежнему зачарованной чертовщиной, после чего он перебирается в Москву – «шевелящийся город»… Но главное в этих историях – атмосфера, интонация, фактура речи.
Кабачек О.Л. «Топос и хронос бессознательного: новые открытия». Научно-популярное издание. Продолжение книги «Топос и хронос бессознательного: междисциплинарное исследование». Книга об искусстве и о бессознательном: одно изучается через другое. По-новому описана структура бессознательного и его феномены. Издание будет интересно психологам, психотерапевтам, психиатрам, филологам и всем, интересующимся проблемами бессознательного и художественной литературой. Автор – кандидат психологических наук, лауреат международных литературных конкурсов.
Внимание: данный сборник рецептов чуть более чем полностью насыщен оголтелым мужским шовинизмом, нетолерантностью и вредным чревоугодием.
Автор книги – врач-терапевт, родившийся в Баку и работавший в Азербайджане, Татарстане, Израиле и, наконец, в Штатах, где и трудится по сей день. Жизнь врача повседневно испытывала на прочность и требовала разрядки в виде путешествий, художественной фотографии, занятий живописью, охоты, рыбалки и пр., а все увиденное и пережитое складывалось в короткие рассказы и миниатюры о больницах, врачах и их пациентах, а также о разных городах и странах, о службе в израильской армии, о джазе, любви, кулинарии и вообще обо всем на свете.
Захватывающие, почти детективные сюжеты трех маленьких, но емких по содержанию романов до конца, до последней строчки держат читателя в напряжении. Эти романы по жанру исторические, но история, придавая повествованию некую достоверность, служит лишь фоном для искусно сплетенной интриги. Герои Лажесс — люди мужественные и обаятельные, и следить за развитием их характеров, противоречивых и не лишенных недостатков, не только любопытно, но и поучительно.
В романе автор изобразил начало нового века с его сплетением событий, смыслов, мировоззрений и с утверждением новых порядков, противных человеческой натуре. Всесильный и переменчивый океан становится частью судеб людей и олицетворяет беспощадную и в то же время живительную стихию, перед которой рассыпаются амбиции человечества, словно песчаные замки, – стихию, которая служит напоминанием о подлинной природе вещей и происхождении человека. Древние легенды непокорных племен оживают на страницах книги, и мы видим, куда ведет путь сопротивления, а куда – всеобщий страх. Вне зависимости от того, в какой стране находятся герои, каждый из них должен сделать свой собственный выбор в условиях, когда реальность искажена, а истина сокрыта, – но при этом везде они встречают людей сильных духом и готовых прийти на помощь в час нужды. Главный герой, врач и вечный искатель, дерзает побороть неизлечимую болезнь – во имя любви.
Настоящая монография представляет собой биографическое исследование двух древних родов Ярославской области – Добронравиных и Головщиковых, породнившихся в 1898 году. Старая семейная фотография начала ХХ века, бережно хранимая потомками, вызвала у автора неподдельный интерес и желание узнать о жизненном пути изображённых на ней людей. Летопись удивительных, а иногда и трагических судеб разворачивается на фоне исторических событий Ярославского края на протяжении трёх столетий. В книгу вошли многочисленные архивные и печатные материалы, воспоминания родственников, фотографии, а также родословные схемы.