Песня, собранная в кулак - [4]

Мы, малышки, клошарки, бедняжки,

Без гроша в кармане, нищие бродяжки.

Это нам, клошаркам, похвастать нечем.

Любят нас случайно, на один лишь вечер!

"НА БАЛУ УДАЧИ"

Книга "На балу удачи" написана самой Эдит Пиаф в 1958 году. Мне она очень дорога. В ней слово за словом, такт за тактом рождается труднейший жанр песни, скользящей на острие ножа, одно мгновение - и искусства нет! А есть кабак с его банальными звездами, специально для удовлетворения вкусов богатых людей, ищущих острых ощущений.

Эдит Пиаф выносит этот жанр за грань непристойной и тривиальной пошлости ночных кабаре. Быть может, то, что она поет, не всегда оригинально по музыке и тексту. И это только на хорошем уровне, но по мастерству и подлинности чувств исполнение ее было настолько высоко, что заслоняло все недостатки, как внутренние, так и внешние.

В предисловии к книге "На балу удачи" французский поэт Жан Кокто предлагает читателю посмотреть на эту крохотную особу, у которой руки, "как трещины в руинах", у которой "бонапартовский лоб" и "глаза прозревшего слепца".

"...Как могут, - удивляется Кокто, - из такой немощно-узкой груди выходить такие могучие звуки ночной жалобы или такие победные, апрельские соловьиные трели?..

Слышал ли читатель работу соловья? Он трудится, он сомневается, он верещит, задыхается, устремляется ввысь, рушится и наконец находит голос. Он выводит трель и ею потрясает..."

В этом тяжелом труде поисков "своего" Жан Кокто сравнивает Эдит Пиаф с соловьем. Кокто понимает всю сущность таланта Эдит Пиаф и необычайно точно и тонко раскрывает его.

"...Вот голос, который выходит из утробы. И как не видимый на ветке соловей, Эдит начинает - невидимой. У нее нет ничего, кроме этого взгляда, бледных рук, воскового широкого лба и голоса, который растет, растет и высится, как тень на стене от ее маленькой и такой скромной фигурки. И в эту минуту Эдит Пиаф становится видимой. Она перерастает самое себя, свои песни, музыку, слово и зрителей. Голос этот, который живет в ней с головы до пят, словно разворачивается волной черного бархата. И эта горячая волна затопляет вас, пронизывает, глубоко волнует. С ее песней душа улицы внедряется во все городские квартиры, и это уже не поет Эдит Пиаф, это падает дождь, свистит ветер, лунный свет расстилает покрывало..."

Жан Кокто был верным другом Эдит в продолжение всей жизни. Ее смерти старый поэт не вынес умер через несколько часов.

ТРОТУАР

Отцом Эдит был уличный акробат, нормандец Луи Гассион. Матерью третьесортная шансонетка Лина Марса. Пока отец бегал за извозчиком, чтоб отвезти жену в родильный дом, Лина родила прямо на тротуаре, возле подъезда дома на улице Бельвилль. Два ажана, обходившие квартал, приняли девочку. Это было в декабре 1915 года.

Вскоре мать бросила мужа и дочь. Она сбежала к другому. Девочку воспитывала бабка Гассион - содержательница публичного дома в местечке Лизиё.

Вместо молока бабка давала внучке из бутылочки с соской красное вино, разбавленное водой. А отец каждую неделю приводил домой новую "мачеху".

Трех лет, после гриппа, девочка ослепла. Зрение вернулось к ней только к шести годам. Бабка Гассион уверяла, что прозрение пришло благодаря чуду, которое она вымолила перед базиликой святой Терезы, когда, собрав свой батальон публичных девок, повела их на богомолье. Участницы похода не накрасились на сей раз, как обычно, и оделись в самые скромные платья. Стоя на коленях перед статуей святой Терезы, они молили об исцелении внучки своей хозяйки.

Этот эпизод великолепно описал Марсель Блис

тен. Он же рассказывает о том, что Эдит никогда не училась ни в школе, ни в музыкальном училище. До конца жизни писала с ошибками, не знала нот и когда придумывала мелодии, то наигрывала их на рояле одним пальцем. Она обладала врожденным абсолютным слухом, который позднее помогал ей уловить в оркестре из восьмидесяти человек фальшивую ноту, пропущенную самим дирижером.

Восьми лет Эдит стала выступать с отцом на улицах, в казармах, в кабачках, на площадях во время народных гуляний. Отец раскладывал потертый коврик и проделывал несложные акробатические трюки, дочь собирала на тарелочку медные гроши, а потом, в заключение, пела Марсельезу.

Он был грубоватым человеком, Луи Гассион, и нередко Эдит получала от него затрещины. Но где-то в глубине его сердца и мозга жила нежность и воображение, и он мог при всей своей нищете вдруг купить дочери вместо пары туфель роскошную куклу.

Двое состоятельных людей, угадывая в Эдит одаренность, захотели взять девочку на воспитание. Они предложили Гассиону сто тысяч франков - сумму, которая бы обеспечила его, по тем временам, на долгие годы.

- Если вам хочется иметь ребенка, заведите собственного! Этому не мне вас учить. Но с моей дочерью я не расстанусь! - строптиво отрезал папаша Гассион и, схватив Эдит за ручонку, отправился восвояси.

Так мимо девочки проскользнула судьба, быть может, оперной дивы. Ее таланту было суждено взрасти на дне Парижа, среди падших женщин, воров и сутенеров.

"МОЙ ЛЕГИОНЕР"

Шестнадцати лет Эдит ушла от отца. В те времена женщина в ее представлении была создана только для того, чтобы следовать за мужчиной, если он ее позовет.