Песня, собранная в кулак - [21]

Я нырнула в кафельные коридоры метро с одним только стремлением - поскорее зайти в магазин и купить пластинку с песней о мотоциклисте.

Сижу, жду поезда. Перед глазами могучая цветная реклама какой-то фруктовой воды. Право, можно только дивиться изобретательности французов в деле рекламирования товаров. На огромном зеленом листе, среди ненюфаров на пруду сидит колоссальная лягуха:

"Оставьте простую воду лягушкам, а сами пейте чудесный прохладительный напиток!" И рядом бутылочка с напитком, конечно шипучим, конечно приторным, конечно подкрашенным в розоватый цвет-Поезд мчит меня в центр. Вот и остановка "Георг Пятый". Выхожу. Елисейские поля полны праздничного движения. Масса нарядной публики. Студенты продают букетики ландышей - они ранним утром набрали их в рощах под Парижем. Сегодня студенты могут кое-что подработать!

На Первое мая большие магазины не торгуют. Но магазин пластинок открыт. Я поднимаюсь на второй этаж. Продавщица предоставляет мне кабину. Отбираю пластинки. Запершись в кабине, слушаю, слушаю все концерты подряд.

Продавщица Жаклина подносит мне все новые и новые. Часть я уже отобрала.

- А зачем вам так много? У нас больше двух никто и не покупает.

Я объясняю ей, в чем моя задача. Жаклина задумывается, а потом говорит:

- Знаете, здесь совсем недавно была секретарша мадам Пиаф с ее собачкой. Секретарше нужны были последние выпущенные диски с записями Эдит. Я поставила ей песенку "Морячок". И вдруг собака начала бегать по кабинам, искать свою хозяйку. Она обнюхивала стулья, прилавки, отчаянно скулила, лаяла и просто плакала. Пришлось прекратить прослушивание и увести ее домой. Мы все ужасно удивлялись такой памяти животного, ведь прошло больше полгода после смерти мадам Пиаф, а собака помнит... А вот люди начинают забывать. Мы, французы, легкомысленный народ, быстро забываем то, чем еще недавно наслаждались. Хорошо, что вы хотите писать о ней... Так вам что поставить? "Человек на мотоцикле"? Извольте...

И я услышала эту песенку.

Носил он сапоги, штаны из черной кожи

И курточку с орлицей на спине.

И он летел вперед, на дьявола похожий,

Прохожие шарахались к стене!

Нечесан и немыт, с мазутом под ногтями,

С татуировкой, видно, давних лет,

Где сердце с надписью; "Любовь я отдал маме!"

На бицепсе пунктиром синий след,

И Марилу он взял себе в подруги.

Девчонка хороша, во цвете лет.

Жалели все ее, и знали все в округе,

Что любит он лишь свой мотоциклет.

Однажды Марилу, рыдая, попросила

В тот вечер от нее не уезжать,

Плач заглушил мотор, и никакая сила

Его бы не сумела удержать.

Как дьявол, мчался он, не зная страха,

С горящими глазищами. И вдруг

Он за шлагбаум вылетел с размаху

На тот экспресс, который шел на юг.

Владелец сапогов, штанов из черной кожи

Навек умолк, с орлицей на спине.

Теперь не надо было всем прохожим,

Услышав треск, шарахаться к стене.

ДОРОГА ВАН ГОГА

Дорога вьется между полями, засеянными пшеницей, горохом, овсами. Только что прошел дождик, торцы шоссе синевато поблескивают, а листья на придорожных тополях словно покрыты лаком.

После спертого парижского воздуха здешний, чистый, деревенский, словно течет в легкие, вызывая дрожь, озноб.

Мы едем с Блистеном в машине в Овер на Уазе - посетить вангоговские места. Всю дорогу разговариваем. Сегодня среда - на шоссе нет большого движения. Едешь спокойно, это не "уикэнд", когда каждый раз сотни аварий под Парижем...

- Она зарабатывала миллионы... И тем не менее часто была без денег.

- Но куда же шли деньги, Марсель?

- Куда? Да бог знает куда! У нее за стол садилось каждый день не меньше двадцати человек... И вообще, видно, бережливость никогда не уживается в одном гнезде с щедростью, я не говорю о расточительности. Эдит многим помогала. Но часто тратила зря.

- Что значит зря? Швырялась деньгами?

- Нет. Скорее не отдавала себе отчета в своих поступках. Все всегда шло порывами. К примеру, однажды умирающий отец посоветовал ей приобрести землю, чтоб был кусок хлеба под старость. Эдит купила ферму. Два года она владела этой фермой, причем, кроме мучений и хлопот, эта ферма не приносила ничего. Она не могла там ни принять ванны - вечно неисправен водопровод, ни посидеть в тепле - неисправно отопление, ни позвать друзей - нечем было угостить. За два года ферма дала ей трех кур, двух кроликов, два кило фасоли и сотни кошек со всей округи. Она продала ее за бесценок.

Мы оба смеемся. Марсель продолжает:

- Как-то она решила обзавестись особняком. Купила дом в квартале Булонь. Роскошно его отделала, пригласив лучших художников. Черная мраморная ванна, роскошная спальня, обитая голубым атласом, с кроватью под балдахином королевская кровать!

- И что же, она спала на королевской кровати?

- Нет.

- А где?

- У консьержки в комнатушке, на диване. Во-первых, она не могла привыкнуть видеть себя, с ее ростом и наружностью, в голубом атласе, а во-вторых, у консьержки было удобно подглядывать, кто идет.

- А зачем же тогда было городить все это?

- Фантазия. Наитие. Любовь к красивому... У нее был повар-китаец, так он очень удивлялся, что мадам любит варить себе кофе и наспех глотать его, стоя у кухонного стола и закусывая сдобным рогаликом из булочной напротив.