Песня слов - [60]

Но стихи Вагинова я впервые узнал лишь через несколько месяцев после этого разговора с Тихоновым. Я услышал их в авторском чтении на вечере ленинградских поэтов на Фонтанке д. 50, где помещался тогда прежний Союз писателей. На эстраду вошел человек лет 30-ти, маленького роста, щуплый, бледный, болезненный, с очень черными печальными глазами. Кажется, он был похож на человекоподобную тихую и добрую летучую мышь, если можно такую вообразить. Он произносил свои строки тихо, глухо, каким<-то> успокоенно старческим голосом. Стихи Вагинова подействовали на меня как шок. Поразили, напугали, притянули. Они нерасторжимо смыкались с его человеческим обликом. Он читал «Отшельники, тристаны и поэты…» и еще что-то. Но особенно поразила и как-то вонзилась в слух эта гротескная, «нетопыриная», бесстрашная самохарактеристика:

Мы эллинисты… и т. д.

Здесь произносимое и голос произносящего – болезненного и усталого колдуна – как-то особенно крепко срастались, как будто этими кружащимися, легкими, призрачными и грустными стихами об эллинистах были вызваны к жизни эти черные глаза и утомленный голос, и весь человек, Вагинов, возник из них, как окутанный паутиной кокон бабочки.

Вряд ли возможно представить себе образы поэтов и прикрепленные к нему поэтические миры более далекими, чем образы Тихонова и Вагинова. Один был полон жизни и суровой и волевой романтики, другой – уединен от жизненных бурь и огражден магическим кругом своего созерцательного усталого лиризма. Артистичность Тихонова, поднявшая его над своим и позволившая заглянуть в чужое – такое далекое! – понимающими и заинтересованными глазами, меня удивила.

Вскоре после того вечера состоялось мое знакомство с Вагиновым. Я не был с ним близок, но время от времени виделся с ним. Это было во второй половине 20-х годов и в самом начале 30-х (он умер в 1934). Мы встречались с ним на нейтральной почве, я несколько раз заходил к нему и он был у меня (кажется, с ночевкой). В моей комнате на ул. Жуковского собирался тогда небольшой дружеский литературный кружок молодых друзей, товарищей по университету, который мы недавно окончили. Вагинов читал у нас главы из повести «Козлиная песнь» и мы все проговорили с ним и горячо проспорили чуть не до рассвета, запивая спор не одним лишь невинным чаем. Особенно горячо спорил тогда с Вагиновым один из посетителей нашего кружка будущий драматург Борис Федорович Чирсков. Проза Вагинова моим товарищам не очень понравилась, и Конст. Конст. имел основание уйти от нас слегка огорченным. И хотя никакой обиды на лице Вагинова мы не увидели – он оставался все таким же милым и тихим – все же, чтобы устранить неприятный осадок, я съездил к нему на другой день с попыткой смягчить вчерашние впечатления. Все обошлось благополучно: Конст. Конст. как будто действительно не обиделся.

В последний раз я виделся с Вагиновым в столовой Ленкублита на Невском, в которую в то время ходили подкармливаться чуть не все писатели Ленинграда.

Образ Вагинова, поэта и человека, неотделим в моем представлении от его дома. В годы, когда я общался с ним – конец 20-х – начало 30-х – он жил со своей молод<ой> женой Ал<ександро> и Ив<ановн> ой на задворках Ленинградской Консерватории – в переулке… По сумрачной беспризорной лестнице входящий попадал в его маленькую оч<ень> скромную, двухкомнатную квартиру. В той комнате, в которой К. К. работал, самым примеч<ательным> предметом была большая книжная полка – темные переплеты раритетных, букинистических книг на разных языках. Хранились и какие-то скромные редкости, напр<имер> бронзовый светильник с греческой или римской могилы. Но самым необычайным и незабываемым в жилище К. К. и А. И. было отсутствие электрич<еского> освещения. Я знал в детстве такие старые петерб<ургские> дома <текст обрывается>.

<НАБРОСКИ И МАТЕРИАЛЫ>

И Маяковский и Вагинов грелись с Блоком у костра – но по-разному, и в разные годы! (о Вагинове в восп. Борисова <…>)

Вагинов возражал против двух мест моих стихов:. тоска подколодная…мохнатые персты («противно!» говорил).

Про Вагинова. Когда шел с ним по Неве: он не любил природу или мир. – Колдовал словами. – По его словам, писал 2 недели 8-строч<ное> стих<отворение> «В стремящейся стране…». Ради красоты – говорил.

Вагинов интересовался Белым – провожал его на вокзал.

Г. А. Стратановский. 3/VI 83.

<…>

Вагинов. Милый и оч<ень> образованный. Ученик античника Андреева. Знал и итальян<ский> язык. С А. Н. Егуновым под его руководством читал греч<еских> классиков.

2 раза был у Г. А. Стр<атановского> и 1 раз Г. А. – у Вагинова.

Невзрачный. Глаза черные. АИША – так называл Вагинов свою жену (А. И., Шура).

<Из беседы с А. И. Вагиновой>

Глаза у К. К. В. серо-карие, иногда зеленые, темные. Происхождение русско-немецко-якутское (бабушка по матери, видимо, была якуткой). Дед по отцу был лейб-врачом Александра II. Мать Вагинова – полурусская-полуякутка.

<…>

Подтверждает, что во время воен<ной> службы В., видимо, нажил цингу. На воен. службе был (м. б. не сразу?) санитаром.

<…>

Бывал у Мандельштама и признавал его. Но А. И. решительно отрицает зависимость Вагинова от Ман<дельштама>.