Песня реки - [63]

– Извините за беспокойство, мистах Филип. Я не хотел прерывать ваш завтрак, но судно, которое вы ждете, уже подходит к излучине. Я подумал, вы захотите спуститься к причалу.

Филип прокашлялся.

– Да, ты прав. Спасибо, Хакаби. – Он бросил быстрый взгляд на мать и Анну: – Прошу прощения, леди, но мне необходимо отлучиться по делам. – Не дав более никаких пояснений, он вышел из комнаты.

– Что все это значит? – спросила Анна у Моники.

– Я понятия не имею, что это за судно, cherie, но я представляю, почему мой сын поднял такой крик. Он не хочет, чтобы вы завтра уезжали. Это факт.

– О нет, я не могу с вами согласиться. Он хочет, чтобы я уехала, и надеется на это. Мы давно так решили. Я уверена, с моим отъездом Филип вздохнет свободно. Вот увидите, все войдет в колею, когда он избавится от меня. Вы не знаете всего. За то время, что мы были вместе, ему пришлось со многим мириться… – Анна тотчас сомкнула губы, сознавая, что едва не раскрыла всю подноготную их отношений с Филипом.

Моника посмотрела на нее смеющимися глазами.

– Мой сын не станет мириться ни с чем, если сам того не пожелает, cherie. Это я хорошо знаю.

– Но мы заключили договор… – вяло продолжила Анна.

– А, договор! Тогда совсем другое дело. Мой сын всегда верен своему слову. В этом смысле можете смело на него положиться. Если, конечно, допустить, что это именно то, чего вы хотите.

– Это самое лучшее, – сказала Анна, надеясь убедить Монику в том, в чем не могла убедить себя. – Так будет лучше для всех. Всем нам нужно вернуться к нормальной жизни, и даже один тот факт, что я… Словом, я должна уехать.

– Ну если должны, то ничего не поделаешь. – Моника свернула свою салфетку и, положив ее аккуратно около тарелки, подперла подбородок своими изящными пальчиками. – Могу я рассказать вам одну короткую историю, Анна?

– Конечно.

– С вашего позволения, сначала небольшая преамбула. Я верю, что существуют вещи, которые невозможно разрушить. Когда человеку бывает необыкновенно хорошо и все, что он делает, правильно, ничто не может отравить его счастья. Истинное добро всегда побеждает, оно живет вечно, какие бы силы ни пытались его уничтожить.

От грустных воспоминаний глаза Моники сделались темнее обычного. Она тяжко вздохнула и продолжала рассказывать дальше:

– Война почти закончилась, жизнь потихоньку входила в прежнее русло. Все немного успокоились, но вот однажды сюда нагрянули янки. Они без предупреждения подскакали прямо к нашему дому. Когда он увидел эту банду, я имею в виду моего мужа, он быстро отправил нас, меня и двух мальчиков, в подвал. Клод велел нам сидеть, пока он не вернется, и сказал, что они с Хакаби пойдут встречать мародеров. Так они и вышли вдвоем, плечом к плечу, совершенно безоружные против целого отряда.

Филипу тогда было только шестнадцать, но он считал себя взрослым мужчиной. Видели бы вы, чего мне стоило его удержать. Слезами и мольбами я кое-как уговорила его остаться со мной и Анри, как приказал Клод. Между кирпичами было маленькое окошко, и Филип видел, как убили его отца. Они убили его ни за что, просто так. Мальчик никак не мог этого понять. Клод ничего им не сделал, за исключением того, что встал на пути их капитана, который хотел пройти в дом.

Солдат выстрелил в Клода, и его кровь забрызгала нижние ступеньки. Теперь им никто не мешал, и янки заполонили весь дом. Но знаете, Анна, странная вещь, они взяли не так много, что-то из столового серебра, вино и… ах да, еще несколько кур и корову. После этого они обошли дом с южной стороны, подожгли его и ускакали. Спрашивается, что им было нужно?

Анна сидела ошеломленная трагизмом ужасного события, пережитого Бришарами. Слова с трудом пробивались сквозь болезненный спазм в горле.

– Какая бессмысленная жестокость! За что, Моника? За что? – повторяла она. – Как у них могла подняться рука на безвинного человека?

– В результате я потеряла веру в добро, – продолжала Моника. – Для меня все доброе воплощалось в Клоде Бришаре. До того дня я никогда не задумывалась над этим, cherie, но тогда я поняла, что добро умерло с ним и я больше никогда его не увижу. Я, Хакаби и сыновья боролись с огнем. Пожар погасили, но мы все чувствовали, что потеряли наш мир, центр нашей вселенной.

Да, я пришла именно к такой мысли, потому что тогда я еще не знала, что во мне растет ребенок Клода. Я поняла это намного позже. Мне было сорок лет, Анна, и я меньше всего ожидала очередного ребенка, но я родила его. И Клодетт с ее искрометным умом, гордым духом и характером стала частицей Клода Бришара. Она выросла в его ореоле и сейчас так похожа на своего отца, которого никогда не знала.

Моника похлопала Анну по руке.

– Видите, Анна, чтобы сохранить некоторые вещи, нужна стойкость. Доброта заложена навечно и всегда находит путь выжить. – Женщина водила своими миниатюрными пальчиками по руке Анны и улыбалась. – Не знаю, может, я уже выживаю из ума на старческий лад, но мне кажется, я вижу что-то хорошее между вами и Филипом. Поэтому не важно, как вы сейчас поступите. Вы можете уехать на время, если вы так упорно к этому стремитесь. Мой сын, между прочим, тоже может вести себя как мул! Но если между вами существует что-то серьезное, это чувство обязательно победит, вам не удастся его остановить. И только вы оба можете это проверить. – В глазах Моники блеснула лукавинка, и вокруг их уголков стало заметно больше морщинок. Она с улыбкой добавила: – Может быть, победа уже состоялась. Мы это увидим. – Она выпрямилась в кресле и вздохнула. – Впрочем, я слишком заговорилась, мне пора идти наверх. Пойду посмотрю, как там моя девочка. Нужно что-то придумать, чтобы задержать ее в постели хотя бы на день. Надеюсь, я увижу вас позже, Анна?