Песня последнего скальда - [2]

У фризов такой головы не было.

Корабли торговцев до краев были загружены товаром – в основном тюками с солью и кожей .Все это Тригвальд думал обменять на Востоке на зерно и дорогие украшения. И я плыл вместе с ним, толком не ведая, кто я – воин-купец или, не выкупленный пленник.

Тот, кто не сидит на ладье за веслами, не может называться воином. Настоящий воин гребет в походе сам – только тогда он и вправду один из морской дружины. И мы все, растирая ладони в кровь, гребли без остановки, оттого что на море часто падал штиль, и лишь мертвая зыбь катилась от горизонта к горизонту.

Я сидел за веслом с человеком по имени Орвар. Кажется, он один из фризов был со мной дружелюбен.

Орвар был не старше моих лет, высок , статен, и в руках его таилась сила десяти человек – я видел, как вздувались под загорелой кожей его железные мускулы, когда он сменял меня у гребного люка. На шее он носил ожерелье из зубов акулы, а на поясе -длинный нож. Фризы его уважали и даже побаивались. Я видел. А что за человек был этот Орвар, тогда я еще не знал.

Вот так и шли мы день за днем по бескрайнему морю, а ветер и судьба гнали наши корабли все дальше на восток.

На двенадцатый день мы достигли Поморья, и Тригвальд решил извлечь из ножен кровавый меч войны. Мы прошли вдоль прусских берегов, опустошив селения и взяв добычу. А потом наш вождь надолго задержался в Себорге, торгуя захваченными в бою рабами.

После мы миновали Саарему и вскоре море осталось далеко позади и. Тригвальд повернул свои корабли к финским берегам, в устье реки, соединявшей соленую воду с большим и глубоким

озером, северный берег которого назывался Кириаланд а южный – Гардар. Хозяйничали там разные люди – и пришлые заморские гости, и местные племена. А торговля в тех краях была богатая – знал ведь Тригвальд – купец, где повыгоднее продать свой товар!

***

Другие грезы и мечты

Волнуют сердце славянина:

Пред ним славянская дружина,

Он узнает ее щиты…

А.С. Пушкин.

Озеро возникло перед нами неожиданно, полыхнув сквозь мохнатые лапы елей словно огромное серебряное зеркало. Дико и пустынно было вокруг, только чайки с криком носились над водой, задевая крылом волну, да в камышах среди черных коряг раздавалось кряканье уток.

Над озером разгорался рассвет, и первые лучи солнца, разгоняя ползучий туман, зажигали червонным золотом гладкое, еще не проснувшееся зеркало вод, когда наши ладьи черными воронами вынырнули из сырой полумглы в яркое сияние летнего утра.

За бортом плескалась волна. Нагибался вперед, налегая на весло, и все остальные делали то же самое. А потом гребцы откидывались назад – и весла взлетали кверху, разбрасывая изумрудные осколки волны. И так без конца.

Фризам помогала грести древняя, как море и небо песня. И Тригвальд тоже пел, орудуя веслом наравне со всеми:

Мы шли сквозь бурю

на дальний запад,

ревели ветры

и рвали парус,

взрывая волны,

скрипели весла.

Мы ищем битвы,

мы ищем крови,

и смерть в сражении

для нас награда.

Кричали чайки

над бездной моря,

ревели волны

подобно турам.

В обитель мертвых

спешат герои,

и гибель в битве

для них награда.

Я слышал эту песню прежде – так поют датские воины, когда их морские кони весело спешат к месту боя.

Враги бежали

от острой стали

мечей и копий,

секир тяжелых.

Что есть на свете -

возьмем мы силой!

Не станем в поле

пшеницу сеять!

Добудем счастье

мечем в походе,

и нашу доблесть

прославят скальды.

Корабль шел навстречу восходящему солнцу, и оттого казалось, что наши весла опускаются не в воду, а в расплавленный драгоценный металл.

Лес местами вплотную подступал к берегу, и внизу, у корней деревьев все еще синели редкие клочья тумана. Солнце медленно взбиралось на небо, разбрасывая золото по вершинам сосен. Чайки тонули в небесной синеве, и только их пронзительные крики неслись с высоты и разбивались о безбрежную гладь озера, сливаясь с плеском волн и походной песней торговцев.

Мы ищем крови,

мы ищем битвы,

придем с мечем

на чужие земли,

сожжем в огне

города и замки,

себе возьмем мы

рабов и злато.

Наградой будут

за доблесть нашу

прекрасных пленниц

любовь и ласки.

Для нас сраженье -

веселый праздник,

нам блеск железа

всего дороже,

нам кровь убитых -

хмельной напиток!

Зовут нас в битву

рога и трубы,

а вдалеке

уж синеет берег…

В песне было еще много слов о несущих смерть стрелах, о пролитой крови, о летящих к чужим берегам кораблях-драконах и о сиянии глаз светлоликих и златокудрых северных красавиц, которые ждут возвращения викингов из далеких морских походов…

Там, на севере, среди молчаливых скал Уппланда меня не ждет никто. А если и ждет, то не дождется. Никто больше не вскрикнет громко и радостно: " Викинги! Вернулись викинги!", и волны прибоя не подхватят и не понесут этот крик. И никогда больше девушка в снежно-белом платье, в спешке позабыв заплести свои тяжелые золотые косы, не выбежит на берег, чтобы, стыдливо опустив глаза, поднести мне полную чашу хмельного напитка…

И я, погрузившись в тяжелые думы о прошлом, сильнее налег на весло, уже не слушая слов песни.

Где мы прошли,

только дым пожарищ

и реки крови,

в бою пролитой.

Рыдают вдовы

в чужих селеньях

и груды мертвых

в полях чернеют…

И в этот самый миг песня оборвалась, потому что на зеркальной глади озера внезапно возник кроваво-красный дракон. И почудилось мне в тот миг, что выплыл он прямо из глубины студеных вод, оттого что против солнца никто не разглядел, откуда он появился!