Песня кукушки - [55]

— Все нормально, — сказала Пен, натягивая одеяла на колени. — Я тут уже бывала. Она всегда так делает. Последний раз ее не было до семи утра. Я знаю, потому что она разбудила меня, когда пришла. Она спит до десяти, потом встает и отправляется на работу.

Работу. Снова не совсем та «светская жизнь», которую описывала Селеста Кресчент. По-видимому, Вайолет Пэриш вовсе не проводила все время, попивая коктейли за счет семьи Кресчент. В голове Не-Трисс появились десятки новых мыслей о Вайолет Пэриш, но это были не самые важные для нее вопросы. Она бросила взгляд на Пен, которая укладывалась под одеялами и избегала смотреть ей в глаза.

— Пен, — тихо произнесла Не-Трисс. — Мне кажется, нам надо поговорить. Обо всем. Об Архитекторе.

Пен пожевала верхнюю губу, и несколько секунд Не-Трисс думала, что младшая сестра проигнорирует ее или снова впадет в очередной приступ дурного настроения.

— Ты должна пообещать, что не станешь сердиться, — агрессивно потребовала Пен, — и не будешь царапать меня своими когтями или кусать зубами-колючками.

— Обещаю, — сказала Не-Трисс. — И мне правда стыдно, что я тебя поранила.

— Хорошо, — кисло сказала Пен.

— Итак, — продолжила Не-Трисс с максимальным терпением, — Архитектор. Где ты с ним познакомилась?

Пен бросила на нее хитрый взгляд искоса. Возможно, она взвешивала очередную ложь, словно снежный шар, прикидывая степень ее правдоподобности, подействует ли она. Или пыталась оценить, превратится ли Не-Трисс в кричащего колючего монстра в тот момент, когда Пен скажет что-то не то.

— Однажды он просто появился. Три недели назад. На следующий день после моего дня рождения. Мама и отец пообещали, что мы все вместе пойдем в кинотеатр «Боугейт», где показывали «Опасность на Пятой авеню». Но когда мы должны были уже выходить из дома, ты сказала, я имею в виду, настоящая Трисс сказала, что у нее головная боль и лихорадка. Она специально так сделала, чтобы мы не могли пойти, я знаю, я видела, как она на меня смотрит, я знаю этот взгляд. Так что я обозвала ее лгуньей и крысой, а потом все начали на меня кричать, и мне вообще не разрешили идти в кино.

Не-Трисс ничего не сказала. Она плохо помнила это происшествие, ей вспоминалось чувство ярости из-за того, что на нее кричат, когда она больна. Была ли доля мстительного удовлетворения от того, что Пен лишили развлечения в день рождения? Может, и была.

— Я опять убежала, — прошептала Пен. — Я всех вас ненавидела. Я пошла в парк Грэмхилл и сидела там на качелях, шел дождь, я жутко всех вас ненавидела и жалела, что у меня нет пистолета. Или банды, тогда я вернулась бы домой и всех вас напугала бы. Но потом я подумала, что не хочу, чтобы мать и отец пугались, только ты, потому что это твоя вина, ты заставила их так поступить. И когда я об этом думала, рядом с парком остановилась большая черная машина, оттуда вышел мужчина и пошел прямо ко мне. Он обратился ко мне «мисс Пенелопа Кресчент» и открыл надо мной зонт, сказав, что ни один джентльмен не может позволить, чтобы леди сидела под дождем.

— И это был Архитектор? — уточнила Не-Трисс, пытаясь собраться с мыслями. Она с самого начала недоумевала, как Пен смогла вступить в контакт с Архитектором.

Пен кивнула.

— Сначала я немножко испугалась, особенно когда он сказал, что уже некоторое время наблюдает за нами. Но потом он добавил, что ему не нравится, как со мной обращаются, что это нечестно и что он хочет мне помочь. Он сказал, что иногда семьи похожи на миски с фруктами, и когда один фрукт гнилой, он заражает все остальные. Поэтому надо достать его из миски, и все наладится. И тогда я сказала, что ты — имею в виду, настоящая Трисс — гнилая и делаешь всех несчастными. Он согласился.

Не-Трисс почувствовала, как в ней зашевелились отзвуки былой ярости и боли, но лицо Пен было таким несчастным, что она заставила себя подавить свои чувства.

— Он хотел знать, не собирается ли наша семья поехать за город в ближайшее время, и я рассказала ему про отпуск. Тогда он заявил, что хочет заключить со мной сделку. Я должна принести ему много вещей, принадлежащих Трисс, он сказал, что самое важное — это страницы из дневника, а потом, когда мы будем в отпуске, мне надо уговорить Трисс пойти со мной к Гриммеру. Он сказал, если я это сделаю, тогда он… — Пен умолкла и закусила губу. В свете камина трудно было определить, но Не-Трисс показалось, что она покраснела. — Он сказал, что заберет Трисс и она никогда больше не вернется, и все наладится, — договорила она и тихо добавила: — И что никто из нас не должен рассказывать об этом.

— Значит, ты заманила настоящую Трисс к Гриммеру…

— Не говори так! — прошипела Пен. — И не смотри на меня, словно это все моя вина! Я просто хотела, чтобы жизнь перестала быть такой ужасной, и это твоя вина! Вина настоящей Трисс, но ты точно такая же!

— Если ты меня так ненавидишь, зачем же ты спасла меня? — резко спросила Не-Трисс. Ее самоконтроль держался на тонкой ниточке, готовой порваться и выплеснуть море боли.

Пен взглянула на Не-Трисс. В ее сердитых глазах блестели слезы.

— Я не собиралась, — яростно прошептала она. — Сегодня утром, когда все уезжали без меня, я подумала, что ты сделаешь с матерью и отцом что-то ужасное, если меня не будет рядом. Так что я спряталась сзади — на полу перед сиденьем, под одеялом. Потом, когда машина целую вечность стояла перед коттеджем, мне стало скучно и холодно, поэтому я выскользнула наружу и спряталась в кухне. Потом все узнали, что ты чудовище, и схватили тебя, и сначала я была очень рада, что ты больше не вернешься домой, не будешь царапать мне лицо и не попытаешься вломиться ко мне в комнату. — В ее голосе смешались злоба и страх. — Но… они хотели сжечь тебя. И ты заплакала. Это были ненастоящие слезы, но плач был настоящий. Ты и правда испугалась, пусть даже они говорили, что это не так.