Песня Кахунши - [4]

Наконец она замечает Чамди. Когда миссис Садык поднимается со стула, зелененькая подушечка, которую она подкладывает под поясницу, соскальзывает на пол. Миссис Садык медленно тянется за ней, и по ее лицу Чамди видит, что ей больно. Он подбирает подушечку и кладет на место.

Миссис Садык улыбается ему, но он замечает, что она расстроена, потому что человек не должен выглядеть старше от улыбки. Она подходит к окну, облокачивается на подоконник. Чамди тоже смотрит в окно, видит колодец и дает себе слово больше никогда не подходить к нему.

Миссис Садык и Чамди молчат, прислушиваясь к редким автомобильным гудкам. «А как бы это было, – думает он, – если бы приют находился в центре Бомбея?» Пришлось бы целыми днями слушать мощный рев автобусов. Джоти как-то говорила, что бомбейские автобусы пешеходов не уважают. Чамди своими глазами видел, какие эти автобусы вредные – не дают пассажирам войти, а кто умудряется запрыгнуть на ходу, повисает на поручнях так, что страшно смотреть. Еще Джоти рассказывала, что, когда ехала в Бомбей из своей деревни, в автобусе ей места не нашлось, и она вместе с пятью незнакомыми мужчинами целый день ехала на крыше. Когда-то давно Чамди думал, как хорошо было бы покататься на крыше автобуса и увидеть все индийские деревни.

Но сейчас ему хочется узнать, что тревожит миссис Садык – она ведь до сих пор даже слова не проронила. Чамди заметил, что в последние три месяца миссис Садык все больше замыкалась в себе, и начал подумывать: уж не умирает ли она? Спросить напрямик боязно. Но поговорить с ней надо, потому что чем больше она будет говорить, тем дольше проживет.

Но ничего сказать он не успевает: миссис Садык проводит рукой по его волосам, садится за стол и снова берется за письмо. Снимает черную телефонную трубку, прикладывает к уху, будто хочет проверить, работает ли. Потом вешает трубку, снимает свои серебряные очки и трет глаза.

«Наверное, она ночью не спала», – думает Чамди. Глаза у нее красные. Но глаза краснеют и от слез. Он всегда удивлялся, почему слезы бесцветные, а глаза от них краснеют. О своих глазах он тоже задумывался. Если с утра до вечера смотреть на бугенвиллеи, станут ли зрачки такого же цвета? Тогда он будет единственным мальчиком с розовыми или красными зрачками во всем Бомбее, а может, и во всем мире.

Телефонный звонок прерывает его размышления. Миссис Садык не сразу поднимает трубку. Телефон все звонит, и Чамди понимает, что она не хочет говорить при нем. Если бы она была его мамой, он бы прижался к ее коленям и никуда не ушел.

Уходя, он с радостью замечает, что бугенвиллеи за окном танцуют от ветра. Это добрый знак – с миссис Садык не случится ничего плохого.

Глава 2

Миссис Садык потирает правую бровь. Потом левую. Это у нее привычка такая – Чамди давно заметил. Она всегда так делает, когда волнуется.

Но раньше она ни за что не стала бы волноваться из-за какого-то телефонного звонка. Похоже, миссис Садык опять что-то скрывает. Ведь скрывает же она от Чамди, кто его родители. И сколько бы она ни повторяла, что ничего про них не знает, Чамди все равно все выведает… В конце концов, это миссис Садык дала ему имя Чамди – «кожаный мальчик».

На этот раз, проходя мимо леди Камы, Чамди не забывает сказать «спасибо». Ему кажется, будто уши на портрете стали больше, хотя каждому ясно, что так не бывает. Может, они растянулись от благодарностей? Тогда у Бога, наверное, самые большие уши на свете.

В спальне у окна стоит Сональ, из приютских девчонок она старшая. На ней линялое зеленое платье: когда-то христианская семья, уезжавшая в Мадрас, пожертвовала приюту кучу вещей. Чамди тогда достались коричневые шорты и белая майка, в них он и ходит. Шорты спадают. С того мальчишки-христианина небось не спадали. Он явно был не такой худой, как Чамди. Наверное, и ел лучше, не одни только рисовые шарики с тушеными овощами. Скорее бы стать мужчиной. Скорее бы стать сильным. Сональ вот тоже не терпится повзрослеть. Ей не нравится, как она выглядит, а миссис Садык сказала ей, что девочки не сразу становятся красивыми. Чамди своими ушами слышал. Теперь Сональ верит, что будет красавицей, когда вырастет. Правда, она не знает, в каком возрасте расцветет ее красота, но готова подождать.

В углу трое мальчишек кидают круглые белые камешки – играют в «койбу». Мальчишки не братья, но очень друг на друга похожи. Все трое широкогрудые и тонконогие. Они такие одинаковые, думает Чамди, потому что всегда вместе и больше ни с кем не водятся. Один из них замахивается, приподнимает правую ногу, кидает камешек и попадает точно в цель.

На крыльцо выходит Джоти. Ей еще рано домой, значит, она собралась на базар за овощами или за маслом. Если бы не Джоти, воспитательнице пришлось бы все делать самой. А у миссис Садык уже нет сил ползать с тряпкой или готовить на двадцать человек. Получает Джоти мало, но приют все равно не бросает, не идет работать в какой-нибудь частный дом, где больше платят. Наверное, из-за своего мужа Рамана. Говорят, таких пьяниц никуда не берут. В приюте-то он хотя бы туалеты моет. Придет, помоет, а потом шляется где-то. Иногда Раман падает прямо во дворе, и тогда все ребята бегут смотреть, живой он или умер.