Песни южных славян - [90]

Отчего так минарет построил,

Что от ветра тот свалиться может».

Тридцать мастеров в ответ сказали:

«Господин паша, о милый боже,

Старый старший мастер будет тотчас.

Спрашивай его, о чем захочешь,

Но послушай, что тебе мы скажем.

В этом старший мастер не виновен,

Нет вины на старике нисколько,

Грех паша Дервиш-паша содеял».

Мастер нам вчера сказал такое:

«Минарет паши разбить не смогут

Пушки, даже самые большие.

Богу захотелось — и обрушил.

Мастеров нельзя винить нисколько».

Отвечает им паша на это:

«Стройте минарет точно таким же».

Подошел тут старый старший мастер,

Минарет обрушенный увидел,

И перекрестился мастер[529] трижды,

И сказал Дервиш-паше такое:

«О паша Дервиш-паша, ей-богу,

Вилы минарет свалили ночью,

То ли вилы, то ли, может, дивы.

Господин паша, могу поклясться,

С той поры, как начал я их строить,

Крепче этого не мог построить».

И паша опять уговорился

С мастерами минарет построить.

Мастера закончили постройку,

И опять ее обрушил ветер.

Так семь раз заканчивали башню,

И семь раз валил постройку ветер,

Но паше все это надоело.

Он решает сотворить молитву,

Попросить великого Аллаха,

Чтоб во сне открыл ему причину

Многих обрушений минарета.

Только совершил паша молитву,

Лег на свой молитвенный коврик,

И как лег паша, уснул немедля.

Добрый дух в двери во сне заходит,

Окликает его Дервиш-пашою:

«Ты, Дервиш-паша, хотел дознаться,

Отчего твой минарет обрушен?

Ты заклать не хотел барана,

Минарет сей начиная строить,

Паша Дервиш-паша, слушай вот что!

У тебя, Дервиш-паша, три сына.

Одного из них заклать придется.

Если снова минарет построишь,

Больше не обрушится он наземь».

Услыхал Дервиш-паша все это,

Словно раненый, во сне он крикнул

И по той причине пробудился.

И пошел в комнату другую,

Чтобы рассказать жене все это.

И жена паше сказала тихо:

«Господин паша, прошу пощады.

Прекрати постройку минарета.

Сын для нас дороже минарета!»

Паша Дервиш-паша ей ответил:

«Верная моя жена, послушай,

Всех троих готов принесть я в жертву,

Лишь бы только минарет не рухнул».

В комнату свою паша вернулся,

Бедная жена осталась плакать,

Плакать, на детей бросая взоры.

Белый день едва рассвел наутро,

В комнату к жене паша приходит,

Тихо говорит жене такое:

«Верная жена, тебе придется

Выбрать одного из трех для жертвы!»

Очень тихо жена отвечает:

«Заклинаю обоими мирами,

Я их мать, всех троих рожала,

Все они равны в моем сердце.

Я клянусь великому богу,

Пережить не смогу ни одного я».

Разгневался паша Дервиш-паша,

И схватил он младшего сына,

И унес из парадных комнат.

Как увидела жена молодая,

Закричала так, что дом весь дрогнул,

С горя начала она бегать

По комнате из угла в угол,

Запнулась о молитвенный коврик

И в парадной комнате упала,

Как упала, дух тотчас испустила.

А паша пришел к своей мечети,

Тридцать мастеров призвал он тотчас,

И сказал он мастерам такое:

«Еще раз минарет мне постройте.

Если он обрушится наземь,

Больше строить его не буду.

Оболью его стены маслом

И жестокий пожар устрою.

Все, что было, на него истратил

И дитя заколю дорогое,

Ибо сон такой увидел ночью».

И заклал на фундаменте сына,

А строители начали строить.

А когда они кончили строить,

Разошлись они все оттуда.

Минарет паши был воздвигнут.

До сих пор он стоит, как прежде.

Закопал паша под минаретом

Верную жену молодую,

Вместе с нею — младшего сына.

Хасанагиница [530]

Что белеет средь зеленой чащи?

Снег ли это, лебедей ли стая?

Был бы снег, он давно бы стаял,

Лебеди бы в небо улетели;

Нет, не снег там, не лебяжья стая:

Хасан-ага там лежит в палатке.

Там страдает он от ран жестоких;

Навещают мать его с сестрою,

А любимой стыдно показалось.

Затянулись раны и закрылись,

И тогда он передал любимой:

«В белом доме ждать меня не нужно,

Ты в семье моей не оставайся».

Услыхала люба речь такую,

Горьких мыслей отогнать пе может.

Топот конский слышен возле дома;

Побежала женщина на башню,

И прильнула там она к окошку;

Вслед за нею бросились две дочки!

«Что ты, наша матушка родная,

Не отец наш на коне приехал,

А приехал дядя Пинторович».

Воротилась женщина на землю,

Крепко брата обняла и плачет:

«Ой, мой братец, срамота какая!

Прогоняют от пяти малюток!»

Бег спокоен, не сказал ни слова,

Лишь в кармане шелковом пошарил

И дает ей запись о разводе,

Чтобы все свое взяла с собою,

Чтоб немедля к матери вернулась,

Прочитала женщина посланье,

Двух сыночков в лоб поцеловала,

А двух дочек в розовые щеки,

Но с меньшим сынком, что в колыбельке,

Слишком трудно было расставаться.

За руки ее взял брат суровый,

И едва лишь оттащил от сына,

Посадил он на коня сестрицу

И поехал в белое подворье.

Долго дома жить не удалось ей,

Лишь неделю побыла спокойно.

Род хороший, женщина красива,

А такую сразу едут сватать.

Всех упорней был имотский кадий.

Просит брата женщина, тоскует:

«Милый братец, пожалей сестрицу,

Новой свадьбы мне совсем не надо,

Чтобы сердце с горя не разбилось

От разлуки с детками моими».

Бег спокоен, ничему не внемлет,

Принимает кадиевых сватов.

Просит брата женщина вторично,

Чтоб послал он белое посланье,

Написал бы просьбу от невесты:

«Поздравленье шлет тебе невеста,

Только просьбу выполни такую:

Как поедешь к ней ты на подворье

С господами, сватами своими,

Привези ей длинную накидку,

Чтоб она свои закрыла очи,

Не видала бедных сиротинок».