Песни о жестокости женщин, мужском вероломстве и общечеловеческой слабости - [44]
Немного о возрасте счастья
Обидное неполиткорректное
В Сети у меня есть любимый тег — «тщательно обидеть всех». Под ним я пишу о политике, подробно выражая отвращение к представителям всех партий, конфессий и социальных категорий — если сами напросились, конечно. Там же говорю гадости о мужчинах и женщинах, вы наверняка заметили, что в этой книге много параллельных линий, каждая проблема рассматривается с двух точек зрения, потерпевшего и агрессора, и зачастую они обмениваются ролями. Тема возраста тоже проходит с этой меткой, ведь невозможно прикоснуться к больному месту и никого не возмутить. А тема болезненна до крайности, она пробуждает страхи, с которыми невозможно договориться — страхи старения и смерти. Стоит сосредоточиться на том, что твоя единственная жизнь, бесценная и прохладная, как родниковая вода, прямо сейчас сочится сквозь сомкнутые пальцы, и ни сохранить, ни перелить её — нападает такая тоска, что лучше бы конвертировать её в бешенство и переадресовать тому, кто посмел вызвать демона.
Я ужасно восхищаюсь теми, кто храбро пытается работать с этими страхами, прививая людям позитивное мышление. И я совершенно с ними согласна, старость, безусловно, возраст счастья, потому что в этот период жизни его становится неожиданно много. Проснулся и ничего не болит — счастье. Болит, но проснулся в сухой постели — конечно же, счастье. Просто проснулся? И то молодец. Каждый день новая победа!
Но пока мы ещё не добрались до этого восхитительного времени, я позволю себе побыть печальной. Обо всех преимуществах вам расскажут на любом тренинге за небольшие деньги, а я лучше о том, какие возможны проблемы. Спасти не спасёт, но хотя бы будет шанс узнать их в лицо.
Те, кого не жалко
Увидела в Сети обсуждение тяжёлой судьбы м-м Грицацуевой, которой отказано в жалости и любви, потому что она толстая и нелепая, и вспомнила, как однажды оказалась в шкуре того, кто выпал за пределы цепочки размножения.
Была зима, да такая, что я сняла меха, янтарь, погасила фонарь наддверный и переоделась в пуховик системы «мешок для трупа» — нечто покойное и бесформенное на молнии. Пошла себе в метро и была едва не убита дверью: шедший впереди мужчина, вместо того чтобы, как всегда, придержать её, отпустил, будто я пустое место. Реакция-то меня не подвела, но понадобилось отойти и обдумать: если я потеряла контуры женщины, это ведь не значит, что я утратила очертания человека?
Значит.
Когда я в вагоне, зацепившись за верхний поручень, изящно заваливаюсь направо и налево, мне довольно часто уступают место мужчины — жалко же. Когда же над ними нависает унылая толстуха, ни малейшего сострадания это не вызывает. И не потому даже, что «нефиг быть такой жирной», а просто она выпадает из поля их зрения. Надо стать совсем уж рассыпающейся старухой, чтобы тебя с неудовольствием, но заметили.
В России страшно стареть, знаете ли. И не по причине маленьких пенсий и недружелюбной медицины. А потому что в первобытном обществе того, кого нельзя трахнуть, остаётся только убить и съесть. Ладно, можно не есть. Но из разряда чего-то интересненького ты непоправимо переходишь в категорию жертв, причём таких, которых не жалко. На вербальном уровне мы, конечно, не такие: уважаем стариков, признаём за немолодыми женщинами размера хахаэль право на красоту, — но в метро, в метро… И на улице, в очереди, где угодно, люди в лучшем случае смотрят мимо, а в худшем видят лёгкую добычу.
Не знаю, как тут быть старухой. Наверное, никуда не спешить. Выходить часа за два до заданного времени и медленно переставлять ноги, не пытаясь втиснуться в переполненный транспорт. Ходить опасно, только в светлое время суток. Не приближаться к пьяным. Сидеть дома, когда плохо себя чувствуешь, в гололёд и в жару. Быть внимательной, как и положено жертве.
Или прямо сейчас начать зарабатывать деньги, чтобы хватило на машину с шофёром, частную страховку и сиделку. Отгородиться от мира подушкой безопасности, набитой баблом.
И, разумеется, не толстеть.
О пользе политкорректности
Не могла понять, почему меня так смущает жлобский дискурс последнего времени о второсортности неюных женщин. «Сморщенные чеченки», «еврейки, отцветающие в двадцать» — это вроде бы ничем не отличается от обычных высказываний сетевых троллей и всех, кого разъедает страх собственного старения. Но сейчас как-то густо пошло, и «мужчины с глупыми лицами» (есть такой подвид в моей классификации) выступают не только в бложиках, но и в газетах, и прямо-таки с официальными заявлениями.
Полагаю, тревога моя оттого, что я чувствую в этом социальную примету, какой-то мощный откат к советскому Домострою.
Когда после войны до небес взлетел рейтинг мужчин, это было понятно: они победители, и осталось их мало. Но пришло новое поколение, а ситуация не изменилась, не «молодой-здоровый-умный-перспективный», а любой мужик считался безусловной удачей для женщины.
Потом сделался рынок и, как ни странно, поднял цену не столько на свежее мясо, сколько на мозги, талант и успешность. В тренде оказались состоявшиеся люди обоего пола, а их возраст стал не более чем деталью: молод и уже чего-то добился — отлично, опытный профессионал — ещё лучше. Сексуальными признали людей с яркой индивидуальностью, а не просто хорошеньких. Нет, на порнорынке ничего, слава богу, не поменялось, там по-прежнему достоинства измеряются в сантиметрах и степени упругости. Но в остальных сегментах вроде как возрос спрос на личность и её достижения.
