Песни - [25]
Шрифт
Интервал
Вот хотя бы «Песня о доброте». Главная ее надежда, что на свете никогда не переведутся люди, которым легче принять удар на себя, чем ответить на него. Знаете, как мы иногда бываем несдержанны в авральных ситуациях. Особенно когда это можно оправдать срочностью или сложностью работы. А вот в нашей проектной мастерской работал старшим техником пожилой, спокойный человек — Зиновий Иванович Королев. Ни на кого никогда он не повышал голоса. Зато мы, молодые его «начальники», в пылу работы могли и прикрикнуть: в такие минуты не следишь за тоном своих слов. А он посмотрит в глаза и промолчит. И так становилось гадко на душе — обидел беззащитного. Это ощущение вины подолгу жгло, мучило. С тех пор боюсь в запальчивости сказать кому-нибудь обидные слова. Хорошо, если взорвутся в ответ. А если безропотно снесут?
1986, Сочи
Песня о дружбе
Народ — он вечно чего-нибудь хочет
и вечно про что-нибудь да поет.
Но песня, что в горле сейчас клокочет, —
не про поющий ее народ.
Ждет микрофон, выгнув чуткий носик,
все. Вы похлопали — и домой.
А кто-то в портфеле меня уносит
и ночью склоняется надо мной.
Дремлют под снегом еловые лапы,
за стенкой ворочается жена.
В зеленом свете настольной лампы
он бдит надо мною, ему не до сна.
Он каждую букву во мне изучит —
отдельно текст, отдельно подтекст,
что мне неясно — то он озвучит
и выявит голос — этих, ну, «тех».
И потянувшись длинно и вкусно, —
почти окунется в приятную лень.
Теперь, когда отдана дань искусству, —
на отдых. Ведь завтра — рабочий день.
А утром я предстану пред очи —
лицо в улыбке, хороший рост.
(Сердце опустится, но не очень.)
Приятный голос. Первый вопрос.
«Рад познакомиться, много слышал,
свидеться, жалко, не довелось.
Ну так что там такое вышло?
Ай-яй-яй! До седых волос.
Спели, выходит? А стоит ли, право?
И так ли для вас эта песня важна.
За правду? А мы что же — против правды?
Вопрос — кому эта правда нужна!»
И льется беседа, и вьются кольца,
и на часах уже скоро шесть,
посмотришь сбоку — друзья, да и только!
А если вдуматься — так и есть.
Повязаны делом, а это немало!
Ну разве в меня так вникает еще
хоть кто-нибудь из профессионалов
(любители в данной игре — не в счет!)
Опять же — собрание сочинений —
жалко, конечно, что не для всех! —
зато без редакторских изменений —
академическое! — в досье.
Ну пожурят. Замолчу на годик
или на пять — не об этом звук!
Время уходит, люди приходят
и снова на сцену меня зовут.
На ту же самую, между прочим, —
Дворец работников МВД.
И платят вполне, хотя и не очень
(но больше зато не зовут нигде).
Ну до чего же замысловато
закручено в жизни — куда там стих!
Они на мне получают зарплату,
а я свою получаю от них.
И в век наш, атомно-электрический,
я заявляю, как должно быть:
в дружбе — основа экономическая,
и в этом меня не сбить.
23–24 ноября 1982
Песня о единстве и борьбе противоположностей
Подозрительно подозрителен
стал к себе, и себя ловлю:
ненавижу вот победителей,
а проигрывать не люблю.
Вот, к примеру, — пишется вечером,
а чертовски хочется спать.
И опять же — противоречие.
Диалектика — наша мать!
Как ни плюнешь — все рядом сходится:
и бессонница, и понос.
Если где-то промчалась конница,
значит — где-то лежит навоз.
Пусть с женою я в добром плаванье,
пусть в чужую жену влюблен, —
исключения — те же правила,
я укладываюсь в закон.
Так все в мире взаимосвязано,
не поверите — резонанс:
«Чтоб ни грамма», — мне было сказано, —
и как раз у меня аванс.
Предусмотрены изменения,
и картина всегда проста:
если где-то рост населения,
значит, где-то — падеж скота.
Школьный курс грызя с тихой скукою,
был я гладкий в нем, как плафон.
А теперь все той же наукою
досконально я объяснен.
Здесь охвачены все чудачества,
и любая сложность ясна,
даже низкое наше качество
и высокая госцена.
Просто мыслить надо логически,
не упрямиться, как ишак.
И наука диалектически
тоже сделала новый шаг.
И пускай враги удивляются —
им на слове нас не поймать
вечно движется, развивается
диалектика — наша мать!
29–31 марта 1974
Песня о неунывающем пассажире
Я еду на автобусе, а путь мой так далек.
Мои густые волосы тревожит ветерок.
Какие планы — Господи! — теснятся в голове —
я скоро человечеству открою к счастью дверь.
Свобода где-то около, буквально за дверьми,
и герценовский «Колокол» в груди моей звенит.
Как видно, звон услышали, и, видно, он мешал —
покинул я автобус, исполнив антраша.
А я опять в автобусе, и путь еще далек,
мои седые волосы щекочет ветерок.
И, мудрости исполненный, по сторонам смотрю
и опыт примирения любому подарю.
В природе равновесие ищу и нахожу
и на соседей искоса внимательно гляжу.
Но нет — увы! — активности в позиции такой,
и хоть без акробатики, но я на мостовой.
А я опять в автобусе, и путь еще бежит,
и ветер гладит лысину — все так, как надлежит.
И я не кукарекаю — тем более закат,
как все, бросаю гривенник, кладу в карман пятак,
как все, читаю новости, как все, «Зенит» люблю
и из газет подробности о жизни узнаю.
И дышат оптимизмом на мне черты лица,
а это верный признак, что доеду до конца.
5 октября 1976
Песня о правах
Т.М.
Ты, наверно, права,
что об этом молчишь.
Это ж просто слова —
разве в них углядишь,
как ни гляди, —
право годы забыть,
право помнить часы,
право выбрать, как жить,