Песни китов - [39]

Тут же устыдившись, Севка сглотнул комок. Нет, не для того заехал в лесную глушь, чтобы позорно сбежать! Он двинулся по полянке вслед за Ларисой, ощупывая в кармане кожанки бумажный пакетик с резиновым кругляком внутри. Необходимая вещь, как утверждали опытные товарищи, без нее баба может залететь, чего нормальному мужику на фиг не надо. И пусть слова «баба» и «мужик» абсолютно не подходили к ситуации, пакетик грел ладонь, будучи чем-то предметным, частью отработанного процесса, каковой должен пройти по инструкции. Слово «инструкция» тоже не подходило, зато было понятно, поэтому Севка надорвал по ходу пакетик (необходимую вещь нужно натягивать в одну секунду, говорили опытные!).

Остановившись за два шага до Ларисы, он зачем-то сунул руку в другой карман, нащупав прямоугольный предмет с округлыми ручками. Это был портативный приемник, сделанный год назад; его Севка и достал.

— Вот что у меня есть… — проговорил, сглотнув комок. — Если хочешь, включу.

— Включи, — пожала она плечами, и Севка щелкнул тумблером. Раздался эфирный шум, и тут же голос диктора с новостями. В лесу все это звучало дико, чужеродно, разрушая звенящую тишину, но почему-то успокаивало.

Они двинулись ближе к деревьям. Лариса глядела под ноги, Севка же искоса поглядывал на округлости под полосатым свитером, каковые (согласно инструкции) требовалось теребить, мять и лишь затем приступить к главному. Но для этого нужно, во-первых, стащить свитерок, во-вторых, расцепить застежку на лифчике. Есть ли у нее лифчик? Наверняка; а застежки, по словам опытных, бывают очень заморочные. Главное же, это надо будет проделать под взглядом зеленых глаз, что смотрят на него с непонятным прищуром…

Когда приблизились к березовому пню, что торчал в центре полянки, Лариса в очередной раз посмотрела под ноги.

— Мать-и-мачеха… — пробормотала задумчиво.

— Что?! — отозвался он хрипло.

— Я говорю: интересное название у растения.

Наклонившись, она сорвала желтый цветок вместе с листьями.

— Знаешь, почему его так называют?

— Понятия не имею.

— Потому что лист снизу теплый и пушистый. А сверху — жесткий и холодный. Потрогай!

Севка проделал это без всякого удовольствия. На миг показалось: она издевается, чуя нерешительность, а тогда…

Он правильно сделал, что не смотрел в глаза. Резко развернул ее спиной и, схватив за грудь, принялся тискать. Раз, другой, затем руки вниз, к пуговице, расстегнуть ее, стянуть брючки до колен и дать понять, что нужно упереть руки в пень (кстати подвернулся!). Теперь свитер вверх, шелковые трусики вниз; да и себя не забыть: ремень, джинсы, на которых всегда заедала молния, а тут расстегнулась на раз!

Запомнилась родинка на пояснице: она двигалась, как живая, пока Севка совершал ритмичные движения, и перед глазами всплывало что-то далекое, кажется, они лазили на завод, где и увидел впервые этот коричневый овал…

Все было сделано по инструкции. Или почти по инструкции: с молнией-то он справился, а вот достать резинку забыл! И приемник не выключил, поэтому в наступившей тишине слышалось лишь учащенное дыхание и голос диктора: «Вы слушаете радиостанцию „Маяк“. На нашей волне прозвучит передача…»

Отвернувшись, он быстро натянул брюки и удалился к мотоциклу. Когда бросил взгляд назад, Лариса тоже была одета: сидя на пеньке, она прятала лицо в ладонях, так что волосы свешивались почти до желтых цветков мать-и-мачехи. «Вот незадача…» — подумалось. Может, она плакала, может, стыдилась того, что произошло — в любом случае инструкций тут не было; или Севка их не знал.

Он быстрыми шагами вернулся к ней и встал, как вкопанный. Слов не находилось; и тут (о, счастье!) где-то вверху застрекотал мотор. В синем проеме неба, что виднелось между кронами деревьев, показался самолет «Кукурузник»: от него отделилась черная точка, и тут же раскрылся белый купол. Еще точка, еще купол, что означало — праздник начался.

— На аэродроме гуляют… — пробормотал он. — Поедем туда?

Лариса долго молчала.

— Нет, поедем домой.

Двигающаяся туда-сюда родинка еще долго стояла перед глазами. Удовлетворение (достиг цели!) быстро ушло, заноза же в душе осталась, потому что понял: Ларисе не нужны были инструкции. Она давно всему обучилась, иначе бы сопротивлялась и не подавалась умело навстречу, будто опытная женщина. Перебирая в памяти подробности, Севка осознавал: управляла, скорее, она, ему лишь позволялось делать то-то и то-то. А дальше, понятно, ревнивое бурление в груди и нелепые поступки.

На заседании школьного комитета комсомола (пришлось таки вступать!) он запутался в принципе демократического централизма, чем воспользовалась подлая Горюхина. Вспылив, Севка послал ее вместе со всем комитетом, так что физику Грому и трудовику Сергеичу пришлось лично ходить к директору, чтобы обеспечить юному скандалисту столь необходимую корочку. Отец по старой памяти начал было грозить ремнем, но Севка просто укатил на мотоцикле на станцию юных техников, где и заночевал в каптерке охранника. Когда же вернулся, Рогов-старший махнул рукой: живи как знаешь!

Когда в один из дней закончили сборку приемника с какой-то немыслимой чувствительностью, руководитель сказал, что такой аппарат мог бы, по идее, принимать сигналы с Марса — если бы там жили разумные существа. Но, поскольку на Марсе никого нет (как и на Луне), придется ограничиться приемом отдаленных станций планеты Земля. С этими словами он ушел, спеша по своим делам, а подопечным было разрешено остаться до позднего вечера.