Песнь о жизни - [12]

— Семен Николаевич! Выручите нас, — обратилась я к управляющему.

— Что случилось?

Торопливо рассказала. Он молчит, колеблется. Боится, что может сам попасться.

— Ваш Сережа, наверно, спрятал бы нас, — сказала я, зная, что его сын студент — революционер-подпольщик.

Управляющий сдался.

— Идите, — говорит, — за мной. Только тихо.

Провел нас в хлев. Там было тепло, мы свернулись клубочками, затихли. Мокрые. Зубы стучат. Страшно, Каждый шорох принимали за погоню. Время тянулось медленно.

Вдруг стукнула дверь. Все вздрогнули:

— Идут. За нами…

На пороге появился Семен Николаевич.

— Светает уже, — сказал он. — Уходите в город. Увидят. Посадят меня за вас.

Мы поднялись. Ноги закоченели, не двигаются.

— Спасибо большое вам, — сказали ему.

Видно, жалко стало нас: очень уж замученными мы выглядели.

— Подождите здесь, — говорит. И вынес нам по куску хлеба и горячий картофель в бумаге.

Мы с жадностью ели свежий хлеб, глотали картошку и быстро шли по тропке. Благополучно добрались домой. Крепко поцеловались, решили вечером встретиться.

Дверь мне открыла мама.

Матери в наше время знали, сколько расставлено молодежи ловушек. Тем, кто мыслил, трудно было уйти от тюрьмы.

— Попались? — испуганно спросила она.

— Ничего, все хорошо. Я очень устала… — сказала я и повалилась на кровать.

Вечером мы узнали, что полиция охотилась за ссыльными, а попала на школьников. Среди нас был один мальчик, отец которого имел большие связи в городе. Когда он узнал, что его сын в тюрьме, то принял меры и всех мальчиков освободили.

— Так нам и не удалось тогда почитать Горького! — закончила я.

Школьники слушали очень внимательно, потом обступили меня, засыпали вопросами. Заставили рассказать о встречах с Алексеем Максимовичем. Их все интересовало: какой у него голос, какая походка.

Кто-то из сотрудников журнала «Звезда» услышал о горьковском вечере в школе. Мне предложили написать воспоминания об Алексее Максимовиче. Я согласилась. Срок дали три дня. Должно быть, у писателей Дольше трех дней не полагается? Мне не страшно. После Работы над Маяковским знаю, что могу написать быстро.

Я любила Горького. Встречи с ним врезались в память. Картина за картиной легко ложится на бумагу. Сдала в «Звезду» к сроку. «Впечатления и встречи» напечатаны в июньском номере журнала за 1941 год. В пятую годовщину смерти Горького их прочитали по радио. Теперь друзья говорят: «Вам обязательно надо писать» Но я думаю только о живописи.

Острый запах тополя… Вот клейкие почки его, сорванные недавним ветром, лежат на панелях. Подняла одну, развернула. Почка прилипла к пальцам. Руки дол го пахнут весной и тополем.

Перешла через мост. Попала на березовую аллею А там светло, как днем. Где-то совсем близко защелкал соловей.

Мелькнула блестящая полоска воды, берега, тонущие в дымке…

Совсем поздно вечером взялась за акварель. Давно хочется передать на бумаге очарование теплой белое ночи.

Работалось легко. Впечатления были свежи и остры Кончила рисунок. Отдернув занавеску, увидела солнце. Скоро ночи прибывать станут. Сейчас их почти нет. Четыре часа, а я совсем не устала.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Глава первая

Завтра уезжаем на дачу.

В красном платье, тоненькая, стоит Ира в дверях. Солнце освещает плечи. Волосы пушистым сиянием окружают лицо. Какая она летняя, хорошая!

— Ну, я поехала, — улыбаясь, говорит она. — На даче все до завтра подготовлю! — Махнув на прощанье Рукой, она быстро уходит.

Зелено кругом! На грядках взошли салат, редиска, фасоль. Пестрым ковром раскинулся цветник.

Еще рано, но по нашему саду уже бегают девочки в белых платьях. Они радуются теплому дню. Все это время стояли холода.

Завтра Иванова ночь. «Если кто полюбит в Иванову ночь, будет любить вечно». Языческий праздник Ивана Купала — день, когда солнце поворачивается на зиму. Медленно начнут удлиняться ночи, укорачиваться дни. Первый сигнал приближающейся осени. Все же впереди лето! Хочется на воздух. Завтра поедем! Завтра будем бродить по лесу. Как хорошо! Дачу мы искали с Марией Владимировной. Поехали по Ириновской дороге. День будний, пассажиров в дачном вагоне мало. Мелькнули последние городские постройки.

— Где же мы сойдем? — спрашивает Муля.

— А я взяла билеты до конца. Какая станция понравится, там и выйдем.

В окне замелькали сосны. Сверкнуло озеро. Анемонов сколько! Станция.

— Вылезем здесь.

Пошли прямо по дороге, не спрашивая. Не знали сами, куда идем. Свернули по тропинке. Кажется, здесь будет хорошо.

Взлет горы. Поднялись на вершину. По другую сторону совсем иной пейзаж. Густой еловый лес. Земля покрыта ржавыми иглами. Она словно гофрирована: между глубокими складками — круглые холмы. Ноги скользят. Цепляясь за ветки, мы влезли на гребень. Скатились опять в низину. Ели могучие, ветви ровными ступеньками. Зелень темная, а на концах, словно свечи, горят молодые отростки.

Спускаясь, поднимаясь, — запутались. Не знали, куда идти. Помог петушиный крик. На склоне горушки, словно из детской сказки, показался бревенчатый дом. Крыша черепичная, ярко-красная. Наличники у окон резные. Крыльцо с широким навесом. Ворота крепкие. Тын с острыми концами. Собака злая на цепи. По двору ходит индюк. Шея сине-красная. Кричит противно. Мы постучали. Вышла маленькая старушка в белом платке, светлом платье, с вязаньем в руках. Очки сдвинуты на лоб.