Песнь Хомейны - [40]

Мужчины судят друг о друге по рукопожатиям. Мы стояли несколько мгновений, вспоминая прошлое, и его рука ни разу не дрогнула - также, как и моя. Между нами было многое, и мы помнили об этом.

Наконец, мы разжали руки - мне подумалось, что с тех давних пор мы оба во многом изменились. Между нами словно произошел безмолвный разговор: он признал, что я стал иным, чем был прежде, когда он впервые узнал меня, а я понял, кем был он. Не соперник, но друг, человек, которому я мог доверить свою жизнь. А такого непросто найти, когда король назначает цену за твою голову.

- Мой шатер слишком мал для Мухааров, - тихо заметил он, и, приглядевшись, я увидел в его глазах веселые искорки. - Мой шатер в особенности мал сейчас для тебя. Идем со мной, и я предоставлю тебе более подходящий трон - может, более подходящий, чем тот, другой. По крайней мере, пока ты не убил того, кто забрал его себе.

Я ничего не ответил. В его голосе впервые зазвучали мрачные нотки, и я впервые осознал, что Дункан, похоже, умеет ненавидеть не меньше, чем я сам. Я никогда раньше не думал об этом, слишком увлекшись моей личной целью. Я хотел получить трон для себя, так же, как и Хомейну. Дункан тоже хотел, чтобы я получил трон - но у него были на то свои причины.

Он увел меня от шатров к груде гранитных валунов, поросших серебристо-серым и зеленым бархатным мхом. Солнечный свет превращал мох в изумрудно-зеленое покрывало, пушистое и сверкающее, как камень в арфе Лахлэна. "Троном", о котором говорил мне Дункан, были два камня: один - четырехугольной формы, прилегающий ко второму, стоящему вертикально и образующему подобие спинки. Мох служил мне подушечкой. Творение богов, сказал бы Финн, я сел на трон и улыбнулся.

- Не слишком роскошно для законного Мухаара, - Дункан присел на соседний камень. Тонкие ветви деревьев, сплетавшиеся над нами в полог, покачивались под легким ветерком, тени и блики играли на лице Чэйсули, оживляя его привычную неподвижность. Дункан всегда был менее склонен к веселью, чем Финн. Он был спокойнее, серьезнее и сосредоточеннее, почти суровым. Он казался старым несмотря на то, что был еще молод по обычным меркам. Слишком молод для вождя клана - я знал это, но знал и то, что старшее поколение его клана погибло в кумаалин, развязанной Шейном.

- Сойдет и этот, пока я не получил тот, другой, - беспечно ответил я.

Дункан наклонился и вытянул из влажной земли колосок дикой пшеницы. Он разглядывал изжелта-зеленый стебелек, который, казалось, сейчас полностью поглощал его внимание. Это было непохоже на Дункана - он никогда не любил долгих прелюдий, впрочем, возможно, я постарел и предпочитал, чтобы люди сразу переходили к делу.

- У тебя будут сложности с тем, чтобы объединить хомэйнов и Чэйсули, наконец вымолвил он.

- Не со всеми, - я сразу понял, о чем он говорит. - Возможно, с некоторыми, - этого следовало ожидать. Но я не потерплю ни от кого недоверия к соратникам, будь то Чэйсули или я сам.

Я подался вперед на моем престоле из гранита, покрытого мхом, так непохожего на Трон Льва:

- Дункан, я покончу с кумаалин так скоро, как только смогу. И начну со своей армии. Он не улыбался:

- Поговаривают о нашем колдовстве.

- О вашем колдовстве будут говорить всегда. Это главное, что их пугает, я вспомнил пору своего юношества и похвальбы дядюшки: он говорил, что вся Хомейна боится Чэйсули, потому что он заставил людей бояться их. Он говорил и о том, что Изменяющиеся хотят свергнуть Царствующий Дом, чтобы посадить на трон своего короля.

Своего короля. Легенды Чэйсули рассказывают о том, что их Дом создал саму Хомейну прежде, чем уступил ее нашему роду.

- Есть еще и Роуэн, - тихо напомнил Дункан. Я не сразу сообразил, о чем речь:

- Роуэн верно служит мне. Я не мог бы найти лучшего военачальника.

- Роуэн - человек, живущий между двумя мирами, - Дункан смотрел мне в глаза. - Ты видел его, Кэриллон. Разве ты не разглядел его боли?

Я нахмурился:

- Я не понимаю… Его лицо дернулось:

- Он - Чэйсули. И теперь хомэйны знают это.

- Он всегда отрицал… - я остановился на полуслове. Верно, он всегда отрицал, что он - Чэйсули. А я всегда сомневался в том, что он говорит правду уж слишком он был похож на Чэйсули внешне.

- Кай подтвердил это, - сказал Дункан. - Я призвал Роуэна сюда и объяснил ему, но он по-прежнему отпирается. Он утверждает, что он - хомэйн. Как человек может так поступать… - он оборвал фразу, словно решив, что она не имеет ничего общего с темой разговора. - Я заговорил о Роуэне потому, что он служит примером проблем внутри твоей армии, Кэриллон. У тебя есть Чэйсули и хомэйны, и ты полагаешь, что они будут сражаться плечом к плечу. После тридцати лет кумаалин, развязанной Шейном.

- Что я еще могу сделать? - почти резко сказал я. - Мне нужны люди - любые люди - мне нужны и те, и другие! Как еще я могу победить в этой войне? Беллэм не станет разбирать, кто Чэйсули, а кто нет, он убьет нас всех, если ему представится такая возможность! Я не могу разделить армию из-за безумия своего дядюшки!

- Но этим безумием заражена большая часть Хомейны, - Дункан покачал головой, его губы сжались в жесткую тонкую линию. - Я вовсе не хочу сказать, что они все ненавидят нас. Вот Торрин, например. Но это еще одно напоминание: перед сражением с Беллэмом ты должен выдержать еще одно сражение - с предрассудками людей, иначе здесь начнется усобица. Займись сперва своей армией, Кэриллон, только потом можешь подсчитывать, сколько у тебя людей.