Пески Калахари - [2]

Кроме большого кожаного чемодана, у него было два дорогих отличных охотничьих ружья и пара биноклей. О'Брайен выше пилота и шире его в груди и плечах. Когда они познакомились в Анголе и обменялись рукопожатием, Стюрдевант почувствовал в нем скрытую силу, превосходящую его собственную. И теперь он рад, что О'Брайен с ними.

Могила становилась глубже. Копали молча. Говорить было не о чем: человек умер, и его надо похоронить. Вот и все. Наконец, заполненный гравием подпочвенный пласт кончился, и грунт стал мягче.

Стюрдевант смахнул пот с лица. Скоро, очень скоро, если они не найдут воды, все погибнут от жажды. В самолете еще оставалась вода, почти две канистры, но когда она кончится…

Ни один самолет не вылетит на их поиски. Пилот заявил об этом спустя несколько часов после катастрофы. Машина принадлежала ему лично, и полет нигде не был зарегистрирован. Стюрдевант согласился доставить их в Свакопмунд и покинул Анголу без каких-либо формальностей — одинокий самолет, летящий куда-то на юг над выжженной и оголенной равниной. Искать их не будут, потому что никто так и не узнает о случившемся. Они сами должны позаботиться о своем спасении, а одни драгоценные сутки уже потеряны.

Все еще много людей погибает в пустынях. Для двадцатого столетия это кажется странным, но и такое иногда случается. До сих пор в мире остается немало белых пятен. Там, в неизведанных местах, люди умирают по совершенно простым причинам: от жажды, голода, холода, жары… Недавно Стюрдевант прочел в газете о страшном зрелище, представшем перед партией геологов в Ливийской пустыне. Американский бомбардировщик времен второй мировой войны лежал в сыпучих песках. Там он оставался более пятнадцати лет. Никто не прикоснулся за это время к бортовым журналам, к одежде и оружию. В самолете сохранилось даже несколько банок с водой, но никаких следов экипажа обнаружить не удалось. Пришли к заключению, что люди покинули самолет в поисках воды и погибли в бескрайней пустыне в четырехстах милях от побережья.

* * *

— Достаточно, — проговорил Стюрдевант. Все бросили копать одновременно. Пилот и О'Брайен подняли труп и опустили его на дно неглубокой могилы. Затем все стали забрасывать ее землей.

* * *

Грэйс Монктон сидела в глубоком, похожем на раковину кресле самолета и дремала, закрыв глаза. Большую часть ночи ей пришлось просидеть с умирающим, и теперь эта молодая и красивая женщина чувствовала, как от пережитого потрясения и усталости у нее кружилась голова. Ее лицо аристократки даже в полусне сохраняло самоуверенность и какую-то живость. Временами ей, наверное. грезилось нечто страшное: она бормотала что-то, стонала и вздрагивала. Да, Грэйс была молода и не хотела умирать.

Протянув руку, она взяла выцветший плащ и накрылась им, так как ночная прохлада все еще давала себя звать. Когда Грэйс вылетала из Мосамедиша, на ней были только шорты из мадрасского полотна и легкая блузка. Ночью кто-то из мужчин дал ей большой плотный свитер. И сейчас она забылась неспокойным сном.

Мужчины отошли от могильного холма и поднялись в изуродованную кабину самолета, чтобы укрыться там от лучей восходящего солнца.

Последним вошел Стюрдевант. Как и все, он, пригнувшись, пролез через низкую дверцу, опустился в одно из откидных кресел и закрыл глаза. Как нелепо все вышло! Угробил Детьенса, разбил самолет и разрушил дело всей своей жизни. Теперь у него на руках оказалось пять человек, за судьбу которых он в ответе. Ах, если бы машина ожила, взревела, помчалась вперед, поднялась и полетела, унося их отсюда…

— Мне кажется, — заговорила Грэйс Монктон, — нам надо что-то делать. Кто-нибудь из нас или мы все вместе должны попытаться найти какой-то выход.

Стюрдевант кивнул, все еще не открывая глаз. В самолете было прохладнее, чем снаружи, и он отдыхал.

— Попробуем, — проговорил пилот. — На закате двинемся к тем горам.

— А есть ли там вода? — спросила Грэйс.

— Кто знает? — развел руками Стюрдевант.

— У нас нет выбора, — сказал О'Брайен. — Дольше сидеть у самолета уже нельзя.

Пассажиры, сидя в тех же креслах, которые занимали в полете, слушали и молча соглашались. Лишь один Гриммельман потихоньку похрапывал.

— Нам надо хорошенько отдохнуть, — сказал пилот. — Идти будем всю ночь.

Майк Бэйн закурил последнюю сигарету. Сама мысль о тем, что придется куда-то идти, внушала отвращение. Путь к черным горам, по-видимому, труден, может быть, даже чересчур труден. Ему, наверное, лучше остаться здесь. Когда самолет разбился, Майка швырнуло о землю, как и всех остальных, и он порезал большой палец на руке. Сейчас палец нарывал и беспокоил Бэйна. Следовало бы осмотреть ранку, тогда он почувствует себя лучше: в аптечке Стюрдеванта, должно быть, что-нибудь осталось. Это надо бы сделать именно сейчас, но кресло было таким удобным, а Бэйн так устал.

Сигарета жгла пальцы. В течение нескольких часов он берег ее и думал о ней и, наконец, закурил, с удовольствием затягиваясь и хорошо помня, что сигарета последняя. Это пугало Бэйна. Вот уже много лет он ежедневно выкуривал по две пачки. Щелчком Бэйн выбросил крошечный окурок через разбитый иллюминатор и долго смотрел, как тот угасал на песке. Потом закрыл глаза и заснул.