Пески Калахари - [10]

* * *

Наконец взошло солнце. Оно принесло с собой тепло. Путники ждали его, лежа без сна в предутренней тьме, видели, как оно поднималось и придавало серо-голубому небу у горизонта красноватые оттенки. Им казалось теперь, что они могут постичь смысл обожествления солнца в доисторические времена, ритуалов и жертвоприношений в честь великого светила. Без солнца мир казался бы бесплодным, застывшим и бесцельно мчащимся в черном космическом пространстве.

А солнце поднималось все выше. Жара загнала ночных тварей в узкие расщелины скал. Послышалось жужжание насекомых, этих спутников дня; появились пернатые; из своего логовища вылезли ленивые полусонные и сердитые бабуины. С востока подул ветерок: ночной прохладный воздух устремился к теплому морю.

Наступил долгий день, день, в котором царило только солнце, безжалостно обрушившееся в своем торжестве на песок, скалы, засохшие деревья пустыни. Время от времени раздавался сильный треск. Это раскалывались скалы и большие камни, когда одна их сторона становилась горячее другой и возникал резкий перепад температур. Солнце господствовало над пустыней. Все живое или приспосабливалось к нему, или погибало.

В этом мире все повторялось: солнце, ветер, редкие дожди. Песок, летящий с ветром, подтачивал мягкие скалы; они крошились, оседали, сами превращались в песок и, в свою очередь, разрушали утесы из известняка, пробивали ущелья, дробили более твердые скалы из кристаллических пород, одиноко возвышающиеся посреди песчаных полос, которые захватывали все большее пространство. В течение ряда геологических эпох суша поднималась, образуя возвышенные плато и остроконечные горные цепи. Шли продолжительные дожди, и сбегающая с гор к морю вода промывала узкие расщелины в земле среди скал. Непрекращающееся соперничество сил природы привело в конце концов к тому, что земля эта стала суровой, неприступной и безжалостной.

Когда совсем рассвело, всем стало ясно, что уйти из пещеры не так-то легко. Они были слишком измучены, да и ночной холод еще давал себя знать. Возбуждение первого дня измотало их окончательно. Страшная усталость не позволяла тронуться с места. Они понимали, что необходимо подняться на пик, прежде чем хоть куда-нибудь идти, но даже для этого надо было немного отдохнуть, вдоволь напиться и поесть великолепных дынь.

Первыми поднялись О'Брайен и Стюрдевант. Пройдя через каньон, они нашли место, где валялось множество засохших, покрытых колючками деревьев. Пилот собрал сучья и разжег костер с помощью сухой травы и древесной коры. В огонь бросали все, что могло гореть, тлеть или просто дымиться. Корни деревьев подгнили, и двое мужчин без труда заготавливали дрова.

Костер разгорался. Громадный столб дыма поднимался из каньона и, казалось, достигал облаков. В почти неподвижном воздухе дым становился все гуще, приобретая грибовидную форму. Стюрдевант и О'Брайен продолжали подбрасывать в костер сломанные сучья и гнилые стволы. Оба почернели от копоти и грязи, одежда их порвалась, глаза слезились от сильного жара. Спустя некоторое время они в изнеможении присели в тени деревьев и молча смотрели на дым, пытаясь угадать, как далеко он мог быть виден. Отдохнув около часа, Стюрдевант и О'Брайен вернулись обратно к прохладной пещере.

В каньоне водились ящерицы. В тот же день Гриммельман убил одну из них тростью, отрезал ей голову, хвост и лапки, выпотрошил, поджарил и съел. Все смотрели на него с чувством глубокого отвращения. Они не могли даже представить себе, что смогут сами съесть ящерицу на завтрак или обед. Но надо было предусмотреть и такую возможность. Пожалуй, ящерицу еще можно как-нибудь проглотить с закрытыми глазами. Дыни цамка приятны на вкус, но ведь шесть человек не смогут долго прожить, питаясь одними дынями. Если они не уйдут отсюда или не раздобудут какую-либо другую пищу, то им придется есть и ящериц.

— Для меня это не впервые, — произнес Гриммельман. — Действительно, ешь с отвращением. Но к ящерицам можно привыкнуть. По вкусу они чем-то напоминают цыпленка. — Он облизал пальцы и вытер их песком.

— Пора подниматься на скалу, — напомнил О'Брайен пилоту.

— Не сегодня, — ответил Стюрдевант. — Я слишком слаб. Да и ты тоже. Отдохнем немного. Будем есть дыни, пить воду и спать. Может быть, завтра…

— Я не стал бы есть ящериц, раз это внушает вам отвращение, — продолжал старый немец. — Но приходитсяприспосабливаться к здешним условиям. Выжить — это значит приспособиться.

— Мы уйдем отсюда, — возразил ему Стюрдевант. — С вершины пика местность просматривается на сотни миль.

— Но мы не сможем идти пешком сто миль, — заметила Грэйс. — И мне кажется, что у меня уже не хватит сил вернуться к самолету.

— Ну, я-то смог бы, — сказал пилот. — Если идти по ночам, имея запас воды, сотню миль пройти можно. И даже больше.

— Сотней миль, возможно, не ограничишься, — заключил Гриммельман.

* * *

Наступила вторая ночь. Все собрались вокруг костра.

— Когда начнутся дожди? — спросил Смит Стюрдеванта.

— Через пять или шесть недель, — ответил, немного подумав, пилот. — Для нас это слишком большой срок. Дожди выпадают в феврале и марте, в остальное время года здесь сухо, как в аду. Лишь только на два месяца покажется зелень, да и то в наиболее плодородных районах страны, а не здесь. Как только дожди прекращаются, все снова пересыхает. Но этот период — самое лучшее время года до начала нового сезона дождей. Если для коров и овец не заготовить кормов на сухой сезон, они подохнут с голода.