Пешки - [19]

Вербовщик. Определённо. Я сэкономил чёртову уйму денег, пока находился там (Кралевич уже провёл один тур службы во Вьетнаме). Тебе такой суммы и не потратить. Я был на Тайване, в Гонконге, в Бангкоке. Туда можно поехать и за 20 или 30 долларов развлекаться целую неделю. Вот ты упомянул про свою фотокамеру. Я там себе купил «Минольту» и «Яшику»[33], три любительские и четыре 35-мм камеры. Это обошлось мне в 2000 долларов, а если бы я покупал их здесь, то они стоили бы 7000 или 8000 долларов.

Кандидат. А как принимает вас народ за границей? Я имею в виду местное население.

Вербовщик. Со мной обращались там лучше, чем здесь. Независимо от того, куда ты попадёшь, служа вморской пехоте, люди готовы тебя уважать.

Кандидат. Почему это так?

Вербовщик. Ну, они представляют себе, где ты побывал, что сделал, и понимают, что это нелегко. Они знают, что, если что-либо произойдёт в любом месте, мы оказываемся там первыми и уходим последними.

Вот ты толкуешь о Вьетнаме, о «зелёных беретах» и прочей чепухе. Так вот, если ты найдёшь лучшего в мире зеленоберетчика, то и он не попадёт в морскую пехоту, не пройдя рекрутского депо. А я могу пойти прямо туда (кивок в сторону находящегося в одном квартале отсюда вербовочного пункта сухопутных войск), запишусь в «зелёные береты» без всякой подготовки и ещё поучу тех ребят.

Кандидат. Морской пехотинец — это настоящий солдат-профессионал, правда?

Вербовщик. Правда. По-моему, 80 процентов морских пехотинцев остаются на службе по повторному контракту. 75 или 80. (Фактически в1970 году число добровольцев, остающихся на службе по истечении срока действия первого контракта, не превышает 12 процентов от числа лиц, подлежащих увольнению.)

Кандидат. А каковы шансы быть убитым, если я пойду в морскую пехоту ипопаду во Вьетнам?

Вербовщик. Ну, что можно тебе сказать?.. Я, например, находился четыре года во Вьетнаме.

Кандидат. Но при всей вероятности…

Вербовщик. А ты иди в авиацию морской пехоты. Тебе там не придётся участвовать в рукопашном бою, даже не придётся носить оружие. Ты будешь так далеко за линией огня, что об этом не надо будет даже беспокоиться.

Кандидат.… Хм… Единственное, что меня несколько пугает, так это ваши Варфоломеевские ночи. Я не хочу быть замешанным в резне.

Вербовщик. Я возвратился из Вьетнама в январе 1968 года. Иду по Сан-Франциско, а какой-то парень стоит у фонарного столба и говорит: «Ты — убийца». Или ещё что-то в этом духе. Я в ответ: «Почему ты меня так обзываешь?» А он: «Как же ты хочешь, чтоб я тебя величал, после того как видел фотографии убитых людей во Вьетнаме?» Тогда я ему говорю: «А ты видел оригиналы этих снимков?» — «Нет, не видел». — «А ты понимаешь что-нибудь в фотографировании? Это фотоподделки. Я их сразу узнаю. Но когда их показывают широкой публике, им верят. Мало кто понимает в фотографических фокусах».

Кандидат. Я сам делал фотографические подделки. Но ведь это же клевета на Соединённые Штаты.

Вербовщик. Некоторые только этого и хотят.

По большей части вербовщики действительно верят в то, что говорят. Но многие понимают, что часто они обходят истину. «Мы действуем, как продавцы автомашин, — говорит сержант Кьюрри. — Если говорить о недостатках машины, её не продашь».

Беспокоит ли вербовщиков то, что они не могут говорить правду? Видимо, нет. По всей вероятности, большинство из них считает, что необходимость несколько искажать истину является частью их работы, в то время как остальные думают, что это их служба обществу. Чтобы быть вербовщиком, солдат должен по-настоящему верить в свою военную систему. Он не сможет её предлагать, как товары, если не будет в неё верить сам. Несомненно, большинство вербовщиков помнят себя в 18 лет, помнят, как они сами, подобно вербуемым ими сейчас мальчишкам, путались в жизни. Для них воинская служба стала решением всех проблем. И теперь, если им приходится что-то преувеличивать или даже немного приврать, что-бы записать в армию другого запутавшегося или потерявшего перспективу юношу, так это же, по их мнению, только на пользу парню.

3

С 1966 года особый упор делается на вербовку добровольцев из городских необеспеченных слоёв как часть программы, названной «Проект 100 000». До 1966 года для найма в армию проходной балл по квалификационному тесту вооружённых сил был равен 31 из 100; по «Проекту 100 000» юноши, не имеющие достаточного образования и набравшие на тесте только 10 очков, уже принимались в армию, если проживали в «районах бедности»[34].

Чтобы способствовать выполнению плана вербовки 100 000 «нестандартных» добровольцев, были установлены повышенные нормы вербовки для городских районов с населением, имеющим низкие доходы. В этих районах вербовщикам приходилось действовать энергичнее. Были созданы временные вербовочные бюро в негритянских гетто, в районы с преобладающим негритянским населением выезжали машины с неграми-вербовщиками, которые работали прямо на улицах. Используя юношеские клубы и конторы учёта безработных, вербовщики старались найти там молодых людей, которых можно было бы использовать как солдат.

На деле оказалось, что возросшие квоты на бедноту и малограмотных было очень легко выполнить, и во многих городах этим пользовались для компенсации ослабевшего потока добровольцев из более обеспеченных районов.