Пешка в большой игре - [5]

Он нехорошо улыбнулся, и новый «адъютант» ощерился такой же скверной улыбкой.

– Да я не за тем... – Каймаков на миг пожалел, что пришел сюда. – Вот... Он вытащил из продранного «дипломата» пакеты с кастетом и шилом.

Клык слушал внимательно, потом очень внимательно осмотрел содержимое пакетов.

– Вот это отдай Лепиле, пусть сделает анализ. – Клык двинул по столу пакет с шилом. – А это передай сам знаешь кому – на отпечатки.

«Адъютант» схватил оба пакета, сунул в сумку и выбежал из комнаты.

– А где прежний? – спросил Каймаков, чтобы заполнить паузу.

– Кто «прежний»? А-а-а... В десант пошел.

– В армию, что ли? – удивился Каймаков. – Ему ж под сорок небось...

– В зону я его послал. Передать кое-что и споры ненужные прекратить.

– Как же он попал в зону? – продолжал удивляться Каймаков. – Туда же просто так не пускают.

Клык снова ощерился.

– Как, как! Очень просто: взял три года – и пошел по этапу.

– Ясно... А обратно как же?

– Через три года – обратно. Можно и раньше вытащить, но зачем? Там тоже дел много, а ему авторитет зарабатывать надо... Чифир пить будешь?

Каймаков не успел отказаться, как с силой распахнулась входная дверь.

– Вернулись! – крикнул кто-то, и в комнату ворвались три здоровенных лба, радостных и сильно возбужденных.

– Все отдали, козлы! – Здоровяк с бритвенным шрамом на щеке бросил на стол чемодан и осекся, упершись взглядом в Каймакова. Клык небрежно махнул рукой.

Чемодан распахнулся. Он был набит туго обтянутыми полиэтиленом блоками пятидесятитысячных купюр.

– Все! Здесь арбуз с лихуем!

Человек со шрамом сбросил пальто и сдернул с плеча короткий автомат.

– Куда «дуры» девать?

– Брось пока на кушетку, Федька вернется – уберет.

Рядом с автоматом легли потертый «ТТ» и обрез крупнокалиберной двустволки.

– Напустили в штаны, гады, – процедил рыжий, заросший трехдневной щетиной парень.

Третий вошедший угрюмо молчал, не сводя тяжелого взгляда с Каймакова. Тому стало неуютно, и он заерзал на жестком стуле.

– Сходки испугались. – Клык добил косяк и находился в благодушном настроении. – Но через год-два наберут силу, и тогда не знаю... Пить будете?

– Жрать охота, – человек со шрамом гулко сглотнул. – В шашлычную сходим – и обратно.

Боевики ушли.

– Что, Сашко, никогда таких бабок не видел? – Клык ковырнул розовые блоки, вытащил один, взвесил на ладони. – Видишь, десять пачек. Считать умеешь?

– Все твое? – Голос у Каймакова почему-то был сиплым.

– Зачем оно мне? – Клык бросил пакет обратно и закрыл крышку. – Это благо воровское: на подогрев зоны, братве на помощь, на дела наши общие. Настоящему вору много денег не надо, он скромным быть обязан... Клык вздохнул.

– Однако забываются законы наши, не нравятся многим молодым, особенно тем, кто на этих рогометов кожаных, зоны не нюхавших, заглядывается.

Около часа рассуждал Вася Зонтиков о падении нравов в воровской среде, и в голосе его чувствовалась тоска по прошедшим временам. Потом вернулся «адъютант».

– На шиле... – он заглянул в скомканный листок, – ...клетки ткани сердечной мышцы. А здесь, – на стол со стуком опустился кастет, – есть хорошие пальцы, но по ихней картотеке они не проходят.

Рядом с кастетом в пакете лежали прозрачные прямоугольнички с черными узорами папиллярных линий.

– Значит, и взаправду засадил в сердце? – удивленно спросил Клык.

– А ты что, не поверил?

Клык остро глянул и чуть дернул уголком рта.

– Если бы я всем сразу верил, то давно сгнил бы в яме... Каймаков нервно сглотнул.

– Кастет не нашенский, его на заводе сделали, видно, из-за бугра... – закончил доклад «адъютант».

– Ладно, Федя. – Клык неопределенно махнул рукой. – Волыны прибери, бабки пересчитай. Меченый сказал – больше миллиарда. Подбей приход, расход... На опий оставь сколько надо, остальное в общак. Хранителю.

– А тебе, Сашко, я так скажу: все эти дела – и мыло, и кастеты забугорные, и мафия твоя – к нам никакого отношения не имеют. Скорей на этих, «новых», похоже...

– Там участковый ждет, Платонов, – перебил Федя, аккуратно заворачивавший оружие в чистые тряпицы.

– Зачем участковый? – вскинулся Каймаков.

– Не боись, – хмыкнул Клык. – Надзор у меня. Должен ходить в ментовку отмечаться. Ну а он сюда журнал носит, я прямо тут и расписываюсь. Уважают Васю Зонтикова!

И, резко изменив интонацию, продолжил:

– Сходи к Седому, я позвоню. Только называй его по имени-отчеству, они важные...

Выходя из квартиры. Каймаков обошел томящегося в ожидании на площадке лейтенанта с потертой планшеткой через плечо. Тот бросил на него срисовывающий взгляд.

В неприметной серой «Волге», стоявшей за углом соседнего дома, широкоплечий, с незапоминающимся лицом человек выключил запись.

– Миллиард! Вот гребут, суки!

– Да-а-а, – лениво протянул его напарник – неуклюжий увалень, развалившийся на сиденье. – Нам столько и не снилось.

– А если забрать его, послать Дронова к бениной маме и пожить как люди?

– Да-а-а, – так же неопределенно сказал увалень... – Если получится, то хорошо. А шкуру продырявят – плохо.

В приемнике раздался резкий звук, и они насторожились. Но это всего-навсего выходящий из подъезда Каймаков зацепился воротником за дверной косяк.