Пещеры древних - [3]
— Я совсем запутался! Как жизнь может быть и вибрацией, и электричеством? Я могу понять что-то одно, но и то и другое?..
— Но дорогой Лобсанг! — засмеялся Лама. — Ведь без движения, без вибрации не может быть электричества. И то и другое тесно связаны.
Он, хмурясь, заметил мое недоумение и при помощи телепатии прочитал мои мысли.
— Нет! — воскликнул он. — Не «всякая» вибрация порождает электричество! Попробую объяснить тебе иначе. Представь себе огромный рояль, клавиатура которого простирается отсюда до бесконечности. Колебание твердого тела будет представлено в ней одной клавишей. Вторая представит звук. Третья — изображение. Остальные клавиши будут представлять чувства, ощущения, цели — все то, что нам, живущим на этой Земле, еще не совсем понятно. Собака слышит более высокие звуки, чем человек; человек слышит звуки более низкие, чем собака. Ты, может, и не подозревал, что с собакой можно поговорить, только на более высоких нотах. Так обитатели мира духов общаются с теми, кто еще пребывает на земле и наделен даром яснослышания.
Прервав рассказ, Лама весело рассмеялся:
— Я вытащил тебя из постели, но у тебя в запасе целое утро, чтобы наверстать упущенное.
Он жестом указал на звезды.
— С тех пор, как я побывал в Пещере Древних и увидел чудесные инструменты, к которым никто не прикасался со времен Атлантиды, я время от времени забавляюсь одной игрой. Я представляю себе два крошечных чувствующих создания, каждое меньше мельчайшего вируса. Их форма не имеет значения, но предположим, что они разумны и у них есть точнейшие маленькие приборчики. Представим себе, что они живут, как и мы, в открытом пространстве своего бесконечно малого мира.
— Ах! Какая чудная ночь! — изумленно восклицает А, вглядываясь в звездное небо.
— Да, — отвечает Б. — Она заставляет задуматься о смысле жизни. Кто мы и куда идем?
А размышляет, глядя на звезды, плывущие по бескрайним просторам ночного неба:
— Миры без границ. Миллионы, миллиарды миров. Какие из них обитаемы?
— Чушь! Кощунство! Нелепица! — захлебывается Б. — Ты прекрасно знаешь, что нет жизни, кроме той, что в нашем мире. Не говорили ли Священники, что сотворены мы по образу Господа? Да и какой может быть жизнь, отличная от нашей? Ты, видно, совсем рехнулся.
— Ну, может быть они все-таки ошибаются, может, ошибаются! — бормочет А, уходя прочь.
Лама Мингьяр Дондуп улыбнулся мне.
— У этой истории есть продолжение! В одной далекой-далекой лаборатории работают двое ученых. Один из них сидит, сгорбившись, перед чудовищной силы микроскопом. Его глаз будто приклеен к окуляру. Вдруг он резким движением отодвигает стул и вскакивает, как ужаленный. — Чен, посмотри! — кричит он ассистенту. — Ты только посмотри на это! — Встав, Чен подходит к столу руководителя и садится за микроскоп. — На слайде одна миллионная грана сульфида свинцу — сообщает руководитель, — взгляни. — Чен поправляет настройку и, посмотрев, присвистывает от удивления. — Господи, да это как Вселенная под микроскопом! Солнце светит, планеты вращаются!.. Если бы нам такое увеличение, — притихшим голосом говорит руководитель, — чтобы рассмотреть каждый маленький мирок отдельно… Как ты думаешь, есть там жизнь? — Чепуха! — резко обрывает его Чен. — Нет там никакой жизни! Нет и быть не может! Разве ты не слушал священников? Мы созданы по образу и подобию Божьему, так откуда же взяться разумной жизни там?
Звезды над нами продолжали свой вечный и бесконечный путь. Улыбаясь, лама Мингьяр Дондуп порылся в складках одежды и извлек оттуда спичечный коробок — подарок из далекой Индии. Он неторопливо достал спичку и весело сказал:
— Теперь, Лобсанг, я покажу тебе Творение!
Он осторожно чиркнул спичкой о коробок, и она вспыхнула ярким пламенем. Подержав ее несколько секунд так, чтобы я мог хорошенько ее рассмотреть, он вдруг неожиданно задул ее.
— Творение и Смерть. Пока горела спичка, тысячи частиц успели разлететься прочь одна от другой. Каждая из них была миром, вместе они были вселенной. И когда погас огонь, эта вселенная умерла. Сможешь ли ты сказать теперь, что нет жизни в иных мирах!
Я молча смотрел на него, не зная, что ответить.
— Если есть миры, Лобсанг, и в этих мирах есть жизнь, то мир существует для нее миллионы лет. Может, мы всего лишь горящая спичка? И живем со своими радостями и печалями — больше печалями, размышляя о мире без конца. Подумай, Лобсанг, мы еще поговорим об этом.
Он поднялся и вскоре скрылся из виду.
Спотыкаясь о крышу, я стал наощупь пробираться к лестнице. В отличие от западного мира, здесь лестница представляет собой длинный вертикальный шест с зарубками. Наконец я отыскал ее и начал спуск. Я без особого труда нащупал первую зарубку, вторую, третью. Дальше шест оказался облит маслом, и я полетел вниз. От сильного удара перед моими глазами промелькнуло больше звезд, чем было в это время на небе. Я приземлился в самую гущу сваленных в груду тел, чем вызвал многочисленные протесты спавших монахов. Внезапно из темноты возникла чья-то рука, и в моей голове загудел колокол. Я не стал дожидаться продолжения, быстро вскочил и со всех ног бросился наутек.
