Пещеры древних - [15]
Меня вдруг осенило: я знаю, как спасти Тибет! Вскочив от возбуждения, я воскликнул:
— Тибет будет спасен! Тайное Знание сохранит нас от вторжения! Наставник сочувственно посмотрел на меня.
— Нет, Лобсанг, — грустно отозвался он. — Мы не используем Силы для подобных вещей. Тибет подвергнется гонениям, он будет почти стерт с лица Земли. Но в грядущие годы он возродится еще более великим. Страна очистится в горниле войны, как позже это сделает весь мир.
Он искоса взглянул на меня.
— Пойми, Лобсанг, здесь должна быть война, — сказал он тихо. — Без войн население Земли стало бы слишком многочисленным. Не война — так чума. Войны и болезни регулируют численность населения, давая людям на Земле — и в других мирах — возможность делать друг другу добро. Пока люди не изменятся, войны будут всегда.
Гонг призывал нас к вечерней службе. Мой Наставник, лама Мингьяр Дондуп встал.
— Идем, Лобсанг, — позвал он. — Мы здесь в гостях и должны проявлять уважение к хозяевам.
Мы вышли во двор. Гонг продолжал звонить настойчиво, гораздо дольше, чем было принято в Чакпори. Я поначалу был удивлен тем, насколько медленно мы продвигались к храму. Но, посмотрев по сторонам, увидел старых и немощных монахов, едва ковылявших через двор.
— С твоей стороны будет учтиво, если ты сядешь с чела, — шепнул Наставник. Я согласно кивнул и пошел вокруг стены храма вдоль внутренней стены. Когда я сел на место, чела монастыря Верховного Оракула посмотрели на меня с любопытством. Почти незаметно, пользуясь невнимательностью прокторов, они стали протискиваться вперед, пока не окружили меня со всех сторон.
— Ты откуда? — спросил мальчик, бывший, видимо, у них заводилой.
— Чакпори, — прошептал я в ответ.
— Ты и есть тот парень, которого прислал Высочайший? — тихо спросил другой.
— Да, — ответил я. — Я должен был встретиться с Верховным Оракулом, он сказал мне…
— ТИШИНА! — прорычал за спиной гневный голос. — Еще один
звук!..
Обернувшись, я увидел, как от нашего кружка уходил высокий мужчина.
— Ха! — прыснул мальчик. — Не обращай на него внимания. Он больше лает, чем кусает.
Тут из маленькой дверцы появились Настоятель и Верховный Оракул, и служба началась.
Вскоре мы снова высыпали наружу. Я вместе со всеми остальными отправился на кухню, чтобы пополнить запасы ячменя и взять немного чаю. Продолжить разговор не было никакой возможности: вокруг толпились монахи всех рангов. Прежде чем отойти ко сну, они обменивались последними новостями. Найдя предназначенную для меня келью, я завернулся в одежду и лег. Сон долго не приходил. Я вглядывался в пурпурную темноту, усеянную золотыми огоньками масляных ламп. Вечные Гималаи вдалеке простирали свои каменные пальцы к небесам, будто в мольбе, обращенной к богам мира. Ярко-белые стрелы лунного света мелькали в горных расщелинах, чтобы исчезнуть и появиться снова, когда луна взберется повыше. Ветра не было, и молитвенные флаги беспомощно свисали с мачт. Над Лхасой лениво проплыло облако. Я перевернулся и провалился в сон без сновидений.
В ранний утренний час я проснулся от внезапного испуга. Я проспал и мог опоздать на службу. Вскочив, я поспешно сунул руки в рукава и молнией вылетел за дверь. Скатившись вниз по пустынному коридору, я вывалился во двор — прямо в объятия одного из кхамцев.
— Ты куда собрался? — грозно прошипел он.
— На утреннюю службу, — ответил я. — Я, должно быть, проспал. Он засмеялся и отпустил меня.
— А, так ты — приезжий. У нас нет утренних служб, можешь идти и досыпать дальше.
— Нет утренних служб? — вскрикнул я. — Но ведь везде есть утренние службы!
Монах-полицейский был, должно быть, в хорошем расположении духа. Он вежливо ответил мне:
— У нас здесь старики да немощные. Вот мы и обходимся без ранних служб. Ступай, почивай себе с миром. — Он потрепал меня по голове — ласково для него, но подобно удару грома для меня, — и втолкнул меня в коридор. Повернувшись, он тяжелой поступью продолжал обход. Я промчался по коридору обратно и через минуту уже спал.
Позже, днем, меня представили Настоятелю и двум старшим ламам. Они забросали меня вопросами, интересуясь моей жизнью дома, тем, что я помню о прошлой жизни, спрашивали о моих отношениях с Наставником. Наконец все трое с трудом встали и гуськом направились к двери.
