Пещеры древних - [12]

не оправданно. Это грубая ошибка и оскорбление Высшего Я.

— Сударь, а как быть с теми высокопоставленными японцами, которые совершают ритуальные самоубийства для того, чтобы спасти честь своего рода? — спросил я. — Мне кажется, что на такой поступок способен лишь очень смелый человек.

— Ты не прав, Лобсанг, — убежденно ответил Наставник. — Это не так. Смелость состоит не в том, чтобы умереть, а в том, чтобы жить вопреки всем неудачам и трудностям. Умереть легче всего, а жить — это не каждому под силу! И даже театральность ритуальных самоубийц, которые спасают свою честь, не оправдывает подобных действий. Все мы здесь для того, чтобы учиться, а учиться мы должны на протяжении всей жизни, от начала и до конца. Самоубийство никогда не оправданно!

Снова я подумал о старом Джигме. Он был очень стар, когда бросился со скалы, и поэтому его следующая жизнь, должно быть, будет очень короткой.

— Достопочтенный Лама, для чего нам нужен страх? — спросил я. — Почему мы так много страдаем от своего страха? Я уже сейчас понимаю, что все, чего я боюсь, никогда не случится, однако я продолжаю бояться!

Лама засмеялся и сказал:

— Так происходит со всеми нами. Мы боимся неизвестного. Однако нам нужен этот страх. Страх толкает нас к действиям в тех случаях, когда без него мы вели бы себя пассивно. Страх дает нам силу тогда, когда мы больше всего нуждаемся в ней. Он не только помогает нам взять себя в руки, но и не дает проявиться склонности к лени. Ведь ты бы не стал учиться, если бы не боялся преподавателей или не боялся показаться глупым в глазах своих друзей.

В Святилище стали собираться монахи, повсюду шныряли чела, зажигая новые масляные лампы и благовония. Мы поднялись на ноги и вышли на улицу, где прохладный ветерок едва шевелил листья ив. Из далекой Поталы донеслись звуки труб и эхом отразились в стенах монастыря, где жил Верховный Оракул.

Глава 3 ПРИЗНАННОЕ ВОПЛОЩЕНИЕ

Монастырь Верховного Оракула был небольшим и уединенным. Несколько маленьких чела играли во дворе с беззаботной непринужденностью. Нигде не было видно лениво развалившихся трапп, проводящих полуденные часы в бесполезной болтовне. Старики, и в особенности пожилые ламы, составляли здесь большинство. Люди в годах, седоволосые и согнутые под тяжестью прожитых лет, неторопливо занимались своими делами. На этих старых лам и на самого Верховного Оракула возлагалась обязанность провидения и предсказания. Сюда не допускались ни незванный гость, ни случайный путник, бредущий в поисках еды и ночлега. Многие боялись этого места. Оно было запретным для всех, кроме приглашенных. Мой Наставник, лама Мингьяр Дондуп, являл собой исключение. Он был здесь желанным гостем в любое время.

От назойливых глаз монастырь скрывала густая роща. Крепкие каменные стены защищали его от слишком любознательных. Но едва ли кто-то осмелился бы из праздного любопытства испытать на себе силу гнева Верховного Оракула. С особым усердием охранялись комнаты Его Святости, Высочайшего, бывавшего в этом Храме Знаний частым гостем. Воздух дышал безмятежностью, навевая покой на тех, кто вершил здесь свое трудное дело.

Здесь не было места ссорам и брани. За этим зорко следили могучие кхамцы. Огромные, некоторые семи футов росту и ни один не легче 250 фунтов, — их набирали сюда со всего Тибета. Своими тяжелыми дубинками они нагоняли ужас на тех, чья совесть нечиста. Играя роль полиции, они поддерживали порядок в общинах, насчитывающих порой тысячи монахов. Не всяк свят в одежде святого. Везде встречаются преступники и просто лентяи. Так что работы у кхамцев хватало.

Здесь возводились постройки в согласии со своим назначением: ни высотных строений, ни длинных шестов с зарубками. Все было рассчитано на людей пожилых, чьи кости были хрупки, а мышцы потеряли гибкость молодости. Самые старые монахи селились на нижних этажах. Доступ к коридорам был прост и удобен. На первом этаже со

стороны Храма Предсказаний жил и сам Верховный Оракул. Рядом размещались старейшие и самые просвещенные, а также старший монах-полицейский из кхамцев.

— Мы идем на встречу с Верховным Оракулом, — сказал Наставник. — Он заинтересовался тобой и готов уделить тебе достаточно много времени.

Приглашение или приказ повергли меня в уныние. Визит к астрологу или прорицателю всякий раз приносил мне плохие известия: новые страдания, новые подтверждения грядущих лишений. Я снова должен был надевать свои лучшие одежды и сидеть, как чучело, молча слушая, как утомительный старик исторгает из себя потоки банальностей. Я подозрительно поднял глаза; Лама, глядя на меня, пытался сдержать улыбку. Очевидно, — подумал я с досадой, — он прочитал мои мысли!

Наставник разразился хохотом.

— Иди как есть, — сказал он, поборов приступ смеха. — Оракула не волнует состояние твоей одежды! Ему известно о тебе больше, чем тебе самому.

Мое уныние стало бездонным. Интересно, что я услышу на этот раз?

Мы спустились по коридору и вышли во двор. Я смотрел сквозь дымку на горные массивы, чувствуя себя осужденным, идущим на казнь. К нам приближался монах-полицейский. Проходя мимо, он окинул меня уничтожающим взглядом. Однако, когда узнал моего Наставника, его лицо расплылось в улыбке.