Пещера смерти в дремучем лесу - [15]

Впрочем, он думал, что не весьма нужно делать извинения барону о своем скоропостижном отъезде. Фридерик, коего он особенно почитал своим гостеприимцем, мог бы легко заключить, что сей отъезд был следствием разговора, который был между ими в лесу, и он оставлял ему попечение описывать барону сей поступок цветами, какими ему заблагорассудится.

Но Морицев приезд предупредил исполнение сего намерения. Он еще не потерял из виду замка Герцвальда, как повстречался с своим оруженосцем, который оказал величайшую радость при воззрении на своего господина. Он ему рассказал, что, не видя его возвращающегося из леса с Фридериком, он был в величайшем беспокойствии; и что, ожидая его несколько времени, не получая никакого известия, догадывался напоследок, что он поехал к девице Констанции, зная живую нетерпеливость видеть ее, и вследствие чего принял он сию дорогу, дабы его искать.

Родольф хвалил его усердие и уведомил о счастливом успехе разговора, который он лишь только имел с Констанциею, которая обещала ему оставить в сию ночь замок и с ним скрыться. Он примолвил, что намерение его было привезть ее в Вену, и коль скоро неразрывный союз, совершенный перед алтарем, соединит его участь с участью Констанции, просить покровительства императора, от коего он получил уже многие знаки милости; не сомневался, чтоб сей принц не согласился употребить свою власть в его пользу, дабы воспретить преследования, которых барон не примкнет сделать, чтоб исторгнуть свою невесту из его рук, и ласкал себя, что столь могущественный посредник расположит отца Констанции к примирению гораздо скорее, нежели можно б было надеяться достигнуть того иным способом.

Между тем, как он занимался таким образом с своим оруженосцем, услышал топот лошадей. Он скрылся позади некоторых деревьев. То был барон с своею свитою, который возвращался в свой замок. Родольф почувствовал некоторое удовольствие от того, что барон оставил замок Герцвальд, не имея времени видеть Констанцию. Когда они проехали, он продолжал путь с своим оруженосцем, и когда у него спросил, где были его лошади, оруженосец отвечал ему, что он оставил их в замке Дорнгейм, не зная намерения, которое он предпринял более в него не возвращаться. Родольф приказал ему немедленно пойти за ними и привести их к хижине крестьянина, куда и сам спешил прийти, думая, что после отъезда барона Леонора не замешкается принесть ему ключ, долженствовавший отворить вход Герцвальдова сада.

Великодушное его сердце, всегда будучи сокрыто от недоверчивости, не позволяло ему сомневаться, чтоб сия служанка не брала участия в напастях своей госпожи. В восхищении своей радости он не вспомнил, что Фридерик сам ему объявил, что он имел преклонившуюся к себе одну из женщин Констанции, и когда он о том вспомнил, то никогда не думал, чтоб это была Леонора. Но была точная правда, что Леонора, развращенная подарками Фридерика, уведомляла его обо всех доверенностях, которые делала ей ее госпожа. Она была уверена до тех пор, что Констанция для того имела отвращение к отцу, что была склонна к сыну, и для того-то под видом, чтоб исторгнуть от нее сие признание, завела она разговор, коего заключение не соответствовало ее надежде; ибо она открыла в нем любовь Констанции к Родольфу. Сия превратность, а особливо внезапное явление кавалера, заставили ее с прилежанием слушать разговор сих двух любовников в намерении сообщить их предприятия Фридерику.

Сделавши сей план измены, долженствующий устроить ее благополучие, она взяла ключ и вышла, чтобы идти не к хижине крестьянина, в которой Родольф ее ожидал, но в Дорнгеймов замок. Она искусно прикрылась, опасаясь, чтоб некоторые из слуг барона не признали ее за служанку Констанции. Прибывши, она адресовалась, как то делывала в прочих своих посольствах, к одному официанту, о котором знала, что он был особенно привязан к Фридерику, и тотчас была им отведена в покой его господина.

Тщетно искавши Родольфа, Фридерик, возвратясь из леса, нашел, что отец его уехал в замок Герцвальд, куда сам он не был приглашен. И так он провел день, предаваясь единственно беспорядку своих мыслей и занимаясь злыми предприятиями. При воззрении на Леонору, луч надежды расправил нахмуренное его чело, и он спешил спросить ее, какую новость она ему скажет.

— Она такова, — отвечала Леонора, — что по выслушании ее, я ласкаю себя, вы будете мне одолжены благодарностию. Однако признаюсь, что первая вещь, о которой хочу вас уведомить, не имеет ничего такого, чтобы могло вам нравиться. Вы имеете соперника, о котором до сей минуты вы не помышляли.

— Кто такой? Какой это соперник? — вскричал он.

— Позвольте мне наперед, сударь, спросить вас, откуда у вас тот шлем, который вы носили, бывши в последний раз в замке?

— Это шлем одного кавалера, который в службе императора, — отвечал Фредерик. — Будучи принужден ехать для отправления непредвидимых дел, я взял у него оный, ибо он легче был моего; и, желая иметь его у себя, я с ним другим поменялся. Но какая тебе нужда до сего шлема?

— Сей кавалер не называется ли Родольфом? — спросила Леонора.

— Так, это его имя, — отвечал Фридерик.