Пещера Рыжего монаха - [39]
Еще минуту спустя полил дождь. Его потоки все уплотнялись и наконец слились в сплошную стену от земли до неба. Мальчики стояли под каменным навесом, но ветер, метавшийся среди развалин, то и дело швырял в них щедрые брызги. Рясу послушника вздувало выше головы.
— Бежим в подвал! — вскричал Аджин. — Даром мы, что ли, его откопали! — Он бросился к лестнице, за ним Федя и Василид.
В подвале теперь было куда теплее и тише, чем наверху.
— Здесь нас никакой Афы[42] не достанет, — сказал Аджин. Друзья сняли верхнюю одежду и развесили ее по стенам сушить. Возбуждение, вызванное неистовой бурей, подняло у всех настроение. Снова засветили оставленную свечу.
— Давайте мед есть! — воскликнул Аджин. Не дожидаясь согласия ребят, он бросился вверх по лестнице и, спустя немного, принес в котелке дождевой воды и очищенную от коры палку. Палку он разломил на три части и две протянул друзьям.
— Это вам вместо ложек.
Сам он опустил палку в кувшин и накрутил на нее густую тягучую массу.
— Отравишься еще… — предупредил Федя, — ведь сколько лет стоит.
Аджин отмахнулся. Он откусил с палки мед и отхлебнул воды из котелка.
— Хорошо! — поцокав языком, сообщил он.
Федя и Василид, хоть и с опаской, последовали его примеру, а попробовав, уже не могли оторваться.
— Ешьте! — подбадривал Аджин, — здесь на неделю хватит.
— Тепло-то какое от меда в животе, — улыбаясь, сказал Василид. Федю еще не оставляли сомнения.
— Странно: с чего бы это хозяева столько меда бросили?
— Дураки были, — снисходительно отозвался Аджин. Предположение Василида было рассудительнее:
— Вход камнями завалило, вот и остался кувшин меда несъеденным.
Пиршество друзей продолжалось. Блаженная теплота разливалась по их телам.
Вдруг они поняли, что страшно симпатичны друг другу. Василид то и дело беспричинно смеялся и был разговорчив, как никогда. У Феди отлегло от сердца, улетучились переживания, связанные с Асидой; Аджин был горд тем, что сумел ублажить друзей. Разговор стал оживленным. Говорили все сразу, почти не слушая друг друга.
— Пойду еще воды принесу, — сказал Аджин и вскочил на ноги. Но его качнуло так, что он сел, где стоял, и превесело рассмеялся. Глядя на него, расхохотались и Федя с Василидом.
— Сиди уж, — сказал Федя.
Они не замечали, как замедлились движения их рук, а языки отказывались служить. Они потешались друг над другом, когда кто-нибудь не мог выговорить слово. У Василида перед глазами разливался радужный свет, в котором вспыхивали лучистые звездочки. И когда блаженство в душе достигло предела, он ощутил на лице легкие дуновения: то, мягко трепеща крыльями, слетали к нему с небес херувимы. Он что-то пролепетал, свесил голову на грудь и замер.
— Смотри-ка, спит, — сказал Федя и хотел указать на послушника, но рука ему не повиновалась. В смехе он запрокинул голову и откинулся к стене, да так и забылся в этой позе. Во сне он увидел плывущий по морю корабль. Низкий, но с одинаково высоко поднятыми над водой носом и кормой, под треугольным оранжевым парусом, корабль рассекал отливающие изумрудом волны. Под парусом стоял он, Федя, в медном шлеме, похожем на те, что носят пожарные, в малиновом плаще, с коротким мечом у бедра. Он вглядывался в приближающийся берег, туда, где за пенистой кромкой прибоя начинался узнаваемый и в то же время непривычный пейзаж. Знакомыми были изгиб бухты, силуэт Святой горы, бегущая к морю Монашка. Но ни города, ни монастыря, ни людей не было и в помине. Он будет первым, кто взойдет на этот берег Колхиды и где-то там, среди гор, отыщет сверкающее крутыми завитками Золотое руно[43].
Аджин не сразу заметил, что слова его остаются без ответа. Тараща глаза, он, наконец, разглядел, что друзья его крепко спят.
— Хайт цараби! А еще называют себя мужчинами! — проговорил он коснеющим языком. Он решил во что бы то ни стало разбудить Федю, но встать не смог и подполз к нему на четвереньках. Тут силы оставили его, и он уснул, привалившись к Фединым коленям. Сказочный конь Араш понес его над горами, легко касаясь копытами вершин. Вместо залатанного бешмета на Аджине была малиновая черкеска с серебряными газырями, за плечами развевались хвосты дорогого башлыка.
И все было как на ладони. Новый Свет — белокаменный монастырь, здание ревкома у берега, базарная площадь. Люди ходят по базару, по улицам, не подозревая, что он, Аджин, пролетает над ними. «Смотрите, смотрите, это я!» — кричит им Аджин. Но губы едва шевелятся, и никто не слышит его. Все спят.
Минуты шли за минутами, часы за часами. Свеча сгорела, почадила и погасла. Буря за стенами крепости начала стихать; громыхание и шум дождя ушли на юг. Тьма непогоды сменилась темнотой сумерек; на вымытом грозой небосклоне ярко засветились звезды. Их свету вторили огоньки в городе и монастыре.
На западной части вершины, на подворье у святого источника, тоже было тихо. Большая часть паломников спустилась в город, унося с собой надежды на счастье и исцеление. Дежурившие у святой воды монахи заперли на замок дверь колодца и удалились в часовню, унося дневную выручку.
Час-другой тишина ничем не нарушалась. Но вот скрип двери в часовне возвестил, что кто-то еще бодрствует. От пристройки позади часовни отделилась черная, как тень, фигура. Человек пересек подворье и неслышно направился в сторону крепости.
